Театральная компания ЗМ

Премия «Золотая Маска» 2013г. - «Лучшая мужская роль» (Ильдар Абдразаков)
Номинации на Премию - «Лучший спектакль в опере», «Лучшая работа художника по свету в музыкальном театре»

фантастическая опера в 5-ти действиях (сценическая версия в 3-х действиях)



Либретто: Жюль Барбье по пьесе Жюля Барбье и Мишеля Карре, основанной на произведениях Эрнста Теодора Амадея Гофмана



Музыкальный руководитель и дирижер: Валерий Гергиев

Режиссер: Василий Бархатов

Художник: Зиновий Марголин

Художник по костюмам: Мария Данилова

Художник по свету: Александр Сиваев

Ответственный концертмейстер: Марина Мишук

Главный хормейстер: Андрей Петренко


Артисты: Сергей Семишкур, Лариса Юдина, Полина Толстун, Анастасия Калагина, Екатерина Соловьева, Татьяна Веселова, Юлия Маточкина, Анна Кикнадзе Ильдар Абдразаков, Андрей Илюшников, Юрий Воробьев, Дмитрий Колеушко, Олег Сычев, Александр Герасимов



Продолжительность 3 ч. 30 мин.


Age category 12+

Спектакль идет на французском языке с русскими титрами.


Спектакль Василия Бархатова посвящен тому, чьим именем названа единственная оперная партитура Жака Оффенбаха. Мейерхольд поставил в «Ревизоре» «всего Гоголя», Бархатов выводит на сцену «всего Гофмана»: действие спектакля подчинено законам поэтического мира автора «Фантазий в манере Калло».

Жанр оммажа выдерживается последовательно. Если у Оффенбаха Гофман выведен не столько реальным историческим персонажем, сколько изрядно окарикатуренной персонификацией условного романтического художника (или, точнее, расхожих о нем представлений публики Opéra Comique), то у Бархатова протагонист мало того что наделен ярко выраженным психопатологическим сходством со своим прототипом, так еще и выглядит ближайшим родственником «Серапионовых братьев» или героев «Ночных рассказов». Сценическое повествование в точности следует излюбленному гофманианскому маршруту: «фантастический план… внезапно врывается в реальное бытие, смещает все его обыкновения, нарушает его упорядоченное течение, повергает все в хаос».

Это самое «реальное бытие», как может показаться на первый взгляд, Бархатов решает вполне традиционно, в духе недавних постановок «Сказок Гофмана», в абсолютном большинстве которых ведущими предлагаемыми обстоятельствами театрального сюжета становятся алкоголизм или наркомания героя. Вот и в первых минутах мариинского спектакля «Гофман» не на шутку страдает от последней стадии абстинентного синдрома – но то, что у других режиссеров становится причиной, у Бархатова является лишь следствием.

Истинный объект зависимости «Гофмана» занимает верхний этаж в натуральную величину выстроенного у арьера сцены соседнего дома: живущая в нем девушка даже не подозревает, что из противоположных окон за ней не просто пристально наблюдают – но фиксируют каждый шаг с помощью биноклей, фототехники и приборов ночного видения. Соседка не подозревает и о том, что, съезжая с квартиры (в эпилоге спектакля «Гофман» обнаруживает на ее окнах надпись «Sale»), не просто обрекает героя на тотальное одиночество, но лишает его единственной пищи для воображения, а вместе с ней – и смысла жизни.

Экспонируемая в прологе маниакально-депрессивная влюбленность в незнакомку дает толчок всему действию. Стоит только «Гофману» увидеть вышедшую на балкон «Стеллу», как стрелки висящих в его квартире настенных часов сходят с ума, указывая на отмену бытовой логики происходящего. О трех соответствующих актам оперы историях любви герой Оффенбаха вспоминает как о (якобы) реальных фактах своей биографии. У Бархатова все романы «Гофмана» – виртуальные, развиваются в пространстве бессознательного героя, а их фигурантки оказываются фантазмами вытесненного желания к «Стелле».

Градус «“нарочности” действия, подчеркивания его условности», о которой применительно к поэтике автора «Принцессы Брамбиллы» писал Шкловский, многократно возгоняется от акта к акту. Пользуясь фирменным гофманианским приемом автопародии и заручившись поддержкой художника по костюмам Марии Даниловой, Бархатов насыщает театральный текст гиперссылками на прошлые свои работы – тут и перекочевавшие из шиллеровских «Разбойников» фирменные университетские пиджаки друзей главного героя, и знакомые по «Шербурским зонтикам» дождевики, и платья анилиновой цветовой гаммы. Разумеется, режиссура не может напоследок не нарушить заданные правила игры: в маскараде последнего акта на сцену выходят персонажи уже не спектаклей Бархатова, а прозы Гофмана (на этот раз без кавычек) – кот Мурр, Щелкунчик, Мышиный Король.


интернет-портал «OpenSpace.ru»




Какие бы стилистические и смысловые узоры ни вышивались по канве «Сказок Гофмана» постановщиками единственной оперной партитуры Жака Оффенбаха, результат всякий раз получался примерно одинаковым: фигура заглавного героя сиротливо мыкалась на периферии режиссерского повествования, а сами спектакли распадались на три совершенно автономных в драматургическом отношении действия. Волевая и безжалостная постановка Василия Бархатова – убедительная попытка простроить незавершенное произведение сквозной драматургией, объединив «Сказки Гофмана» в театрально законченное целое последовательно развертываемым сверхсюжетом. Жанр спектакля Мариинского театра – монодрама. Следуя букве и духу теории великого русского режиссера Николая Евреинова, Бархатов проецирует сценические события оперы через постепенно деформирующуюся психику протагониста: трем актам «Сказок Гофмана» соответствуют три этапа в прогрессии безумия человека, обреченного судьбой на мучительное одиночество.


газета «Коммерсант»




Единственную оперу Оффенбаха долго преследовали проклятия. Композитор умер в бедности и нищете за четыре месяца до премьеры. После партитура перекочевала в Вену, где сгорела в пожаре. Сегодня опера вновь стала популярной и любимой зрителями и режиссерами. А все прочтения «Сказок Гофмана» можно разделить на две части. В первой окажутся режиссеры, которые стараются сделать нечто красивое в угоду оффенбаховском шлягерам. Другие же стараются нырнуть в толщу гофмановской прозы, и там, на невероятной философской и романтической глубине, найти все, что скрывается под оболочкой оперной рутины. В Мариинском театре еще недавно был спектакль первой «категории», но Валерий Гергиев позвал для новой постановки Василия Бархатова, и не проиграл. В его спектакле гофмановская фантасмагория захлестывает зал, увлекая зрителей в тончайшую игру со смыслами, кружит в водовороте аллюзий и театральных трюков. При этом не забывая о главном – вернуть Гофману его настоящую личину творца, а не рутинного оперного тенора! Ну, а европейским лоск спектаклю придает участие Ильдара Абдразакова в партиях четырех посланников дьявола. И это уже настоящая гофманиана.

Вадим Журавлев