Пресса

Как родилась идея организовать такую большую польскую программу в Москве?


Организационно все началось, думаю, с подписания совместного
договора по культурному сотрудничеству между двумя странами еще при президенте Качиньском. Программа, которая требует большого финансирования, без такого договора была бы невозможна. На неофициальном уровне, там, где формируются
потребности одной культурной среды в знакомстве с иными
культурами, идея польского проекта жила давно. Знаете, может быть, с тех пор, как в конце 80-х — начале 90-х в Москве
прошла серия подобных фестивалей итальянского и голландского театра. Это было открытие иных планет. Позже победила
практика мегафестивалей, представляющих
театр от Японии до Бразилии. Но необходимость в подробном знакомстве, постижении иных театральных практик и форм осталась.
Польша — именно та страна, с которой
этот опыт можно было продолжить. Мало того что она близка нам и ментально,
и географически, в ней сегодня еще и очень яркий театр, а кроме того — большая
и интересная интеллектуальная культурная рефлексия. Здесь издается не один-два, а множество театральных журналов,
независимый журнал о политике связан с именами молодых драматургов, идет множество яростных полемик на темы истории и памяти, в центре которых
— театр. Здесь формируются новые языки и оптики театральных исследований.
« Золотая Маска » и Институт Адама Мицкевича в Варшаве решили, что отборщиками с российской стороны будут критики. И предложили нам с Еленой Ковальской. Мы позвали для совместной
работы над специальной программой нашу коллегу, ныне живущую в Венгрии и много лет изучающую современный театр Центральной Европы и Польши, Наталью Якубову.



Как вам кажется, насколько сильный интерес эта программа
вызвала у московских зрителей?


Мне, конечно, трудно быть объективной. Но я вижу огромный
интерес. Причем мы, может быть, даже не знаем, как глубоко проникло или еще проникнет воздействие этих польских образов и идей. И как скоро они смогут дать свои плоды. Но именно этого нам и хотелось — чтобы язык Варликовского, магия Люпы, концепция
постдраматического театра, столь важная для Войчеха Земильского, страшные видения Эльфриды Елинек и Майи Кличевской,
теоретические моды в польском театроведении и новые концепции памяти и истории, которые вызревают там, — проникли
на глубокие уровни нашего театрального сообщества — есть оно или нет. Мы специально запускали провокацию
в виде Варликовского и такого театра, который,
работая с документом и болезненностью национальных и личных фобий, обращен к творению
новой этики взаимоотношений человека и государства, личности и большой истории. Это спектакль, который на видимом плане работает с исторической виной, а на глубинном — с личной виной и травмой. Вообще с областью
персонального, на той территории, где пересекаются эти два пласта. И нам показалось, что так оригинально в этой области еще никто не работал. Для нашего театра это большой вызов. Мы хотели просто высвободить тему исторической и индивидуальной
памяти как источника для театральных вдохновений
и провокаций, театральных, социальных, философских. Самой механики памяти, новых подходов к ней.



Нам хотелось возбудить интерес к новым текстам и новым темам, бесстрашие в обращении с какими-то табуированными
формами, как делает Кличевская в спектакле « Вавилон », когда идут диалоги матерей в морге с их мертвыми сыновьями
— предел кощунства и провокации. Я слышу и от студентов, и от актеров, режиссеров, социологов, философов большую заинтересованность
в этой программе.

В чем разница и наоборот — схожесть польского и русского театров в их современном состоянии?


Боюсь, что не хватит места, чтобы ответить подробно и точно.
Не хочется бить себя в грудь и говорить, что мы многое упустили.
Видно, до какой степени польский театр вовлечен в орбиту
русского театра, что идеи Станиславского, фигуры Вахтангова и Мейерхольда для них не пустой звук. Это они ведут диалог с нами, но не мы. И спектакли Анатолия Васильева, и Театр.doc влияли на польский театр.

Они двигаются, мы — нет. В этом разница. Интеллектуальная
Польша чувствует себя в центре ответственности за многие явления в современной Европе и мире. Об этом прекрасно
сказал Варликовский в своем интервью на Openspace. Они не переставали быть в центре социально-исторических катаклизмов:
сначала крушение коммунизма; затем бурные экономические
реформы, повлиявшие
на идеи Егора Гайдара и российских реформаторов, затем — разочарование в этих шоковых мерах, вступление в Евросоюз. И на все эти вызовы истории интеллектуальная молодая
элита страны реагировала постоянно и ответственно. Там вообще много молодых на творческой
арене. Возможно, с этим связана та энергия, которая есть сегодня в польском обществе и которой нет у нас, с апатией и равнодушием глядящих как в свое прошлое, так и в будущее.
Интеллектуальная атмосфера в стране, в театральном круге такова, что новые поколения не исчезают, вступают в диалог. Но это была часто сфера личной ответственности многих людей. Так, краковский театральный журнал « Дидаскалия » в течение двух десятилетий поддерживал одно новое поколение режиссеров
за другим. У нас этого никто не сделал. Мы пребывали в разочарованиях. Уровень исторической ответственности у нас разный.
Вот сейчас Польша оказалась в центре дискуссий о своей вине перед евреями. Но мы вне этих дискуссий — не только перед евреями,
но и перед другими народами у нас нет вины. Сейчас в Польше очень влиятелен сострадательный взгляд на историю России — мол, Россия сама была оккупирована СССР. Но мы-то с вами знаем, что это и так, и не так. Терзание и самобичевание столь же травматично, как и отсутствие всякой рефлексии на тему вины и памяти. Мы другую крайность представляем собой.
По- моему, она для театра гораздо менее продуктивна. Наше общество не дает театру тех инспираций, которые дает польское общество польскому театру.

Планируется ли продолжить сотрудничество с польскими деятелями театра и сделать подобную программу — традицией?
Мне кажется, что желание у « Золотой Маски » существует большое. Польский театр сегодня отчасти становится такой манией и вызывает большой интерес. Я знаю, что в мае будет программа польских читок, в сентябре программа независимого
польского театра. Учитывая то, что русский театр также будет представлен в Польше в 2012 году, — надеюсь, этот диалог на долгие годы. Мы хотим сделать несколько образовательных проектов, связанных с польским театроведением.

Но есть еще много, чего мы не знаем. Мы совсем не знаем о таком ярком явлении, как современный театр Венгрии, например.