Пресса

Уезжать, не уезжать

В этом году на «Новой пьесе», фестивале-спутнике «Золотой маски», фокус был наведен на документальный театр. В программе целых три документальных спектакля и двухдневная лаборатория «Свидетель на сцене», задуманная специально для осмысления опыта отечественного театра, работающего с реальностью напрямую. В сущности, те спектакли, которые привезли на фестиваль, тоже следовало бы считать лабораторными, в большей степени разрабатывающими какие-то новые пути, чем рассчитывающими на устойчивое место в афише. Вместе с теми документальными постановками, которые идут в Москве, они давали весьма широкую картину возможностей работы театра с действительностью.

Борис Павлович, петербуржец, шесть лет назад, после института, возглавивший Театр на Спасской в Кирове и без конца будоражащий вятскую общественность все новыми необычными театральными инициативами, постепенно в этом регионе становится культурным героем. Режиссер, которому, как говорят, предложено стать советником по культуре при губернаторе, поставил спектакль, где участвуют только школьники, — «Я (не) уеду из Кирова», реализуя губернаторский грант по поддержке молодежных инициатив. Подготовка этого спектакля была настоящим исследованием, как и надлежит в документальном театре: два года назад, устав от бесконечных вопросов «зачем вы приехали в Киров?» и «когда вы отсюда уедете?», Павлович решил выяснить, что именно держит или выталкивает людей из этого города. В первую очередь выпускников школ, каждый год с чемоданами снимающихся с места в поисках лучшей доли. По просьбе режиссера более 200 старших школьников города прислали ему сочинения, почему они хотят остаться или уехать из Кирова. Авторов самых интересных из них режиссер собрал за городом, в чем-то вроде пионерского лагеря, готовя постановку, которая должна была получиться коллективным высказыванием молодых о городе. Срок жизни этого любительского спектакля был известен: весной 2012 года ребята оканчивают школу и разъезжаются (или остаются).

«Я (не) уеду из Кирова», где играют те, о ком в спектакле идет речь (то есть это разновидность «свидетельского театра», о котором нынче много говорят в связи с документальными постановками), — существенная работа именно для города, а прежде всего для участвующих в нем ребят. Они получили время и возможность обдумать свою жизнь, ее прошедшее и будущее, вписать ее в контекст жизни своих ровесников и города. Судя по вятской прессе, этот школьный хор, рассказывающий об учителях, друзьях, родителях, планах на жизнь, в первую очередь был воспринят как список претензий к городу тех, кто не хочет в нем оставаться. Но для фестивального зрителя в Москве информация, что из Кирова молодежь рвется в столицы, а то и за океан и что город неблагоустроен, не так остра, как для кировчан. И тут становится ясно, что большего этот спектакль не дает: отлично задуманный исследовательский проект застрял на первых шагах. Самые мелкие из школьников звонко кричат в зал, что они будут учиться в лучших театральных вузах страны и станут великими артистами, другие хотят зарабатывать много денег, стать крупными чиновниками и бизнесменами, выйти в президенты. Они вынимают свои детские дневники с пятерками и любимые игрушки, которые хотят взять с собой в новую жизнь, и вспоминают, что у детского друга были крутые компьютерные игры. Все это умилительно для сочинений 15-летних школьников, но недостаточно для 17-летних выпускников, прошедших школу документального театра, требующего думать и обобщать. В сущности, ребята транслируют те самые общие места, от которых хотел, но не смог их увести Борис Павлович. И только голос отличницы, рассказывающей, что хотела бы всю жизнь прожить в настоящей сибирской деревне, поскольку боится современной жизни, вносит в этот радостный детский гул тревожную ноту.

Два других документальных спектакля «Новой пьесы» — реализация остроумно задуманной программы «Живому театру — живого автора», которую московское творческое объединение «Культпроект» осуществляет во множестве провинциальных театров России, а теперь вот и в Узбекистане. Спектакли, сделанные в результате этой программы по драматургической технологии verbatim, использующей голоса реальных людей, — в первую очередь исследование жизни города или края, в котором они создаются. Во многих отношениях эти постановки оказываются опытом самоидентификации для людей театра, где желание понять своих соседей соединяется с попыткой вписать себя в реальную жизнь, которая людям искусства часто кажется чужой. Работа лаборатории начинается с того, что в город приезжает группа драматургов, которая вместе с актерами, режиссером и всеми заинтересованными, составляющими ближний круг этого театра, определяет самые острые и болезненные темы для города. А потом начинаются «полевые работы», и в них из множества интервью с живущими в городе людьми создается пьеса-мозаика, коллективный портрет региона.

Пьесу «Горько!» Любовь Мульменко, Саша Денисова и Андрей Стадников написали для театра из маленького кузбасского городка Прокопьевска. Последние пару лет тут главным режиссером работает один из героев новодрамного движения — Марат Гацалов, за это время его театр успел получить «Золотую маску» и включиться во все возможные драматургические проекты, так что прокопьевскую труппу теперь неплохо знают в Москве и даже имеют в ней своих любимцев. Рассказ о городе драматурги закрутили вокруг загса: молодые и старые невесты в белых платьях и женихи в костюмах рассказывают о своих любовях и потерях. Отсидевшая убийца, шахтеры, дальнобойщики, хихикающие девчонки, бывший глава города и его немолодая дородная жена говорят наперебой, и складывающуюся картину можно считать моментальным снимком любого провинциального русского городка. Портретируя Прокопьевск, драматурги в первую очередь были очарованы не столько судьбами, сколько языком его жителей, его красочным косноязычием, и именно язык был главным материалом для актеров, показавших нам обаятельную серию узнаваемых портретов. Тоже, надо сказать, без особых глубин, что неудивительно для работы таких летучих драматургических групп, всего несколько дней проводящих в городе.

Спектакль «Плюс-минус двадцать» Бориса Гафурова в знаменитом ташкентском театре «Ильхом» такого же рода исследование, но с гораздо более амбициозными задачами. Здесь драматурги Саша Денисова, Екатерина Бондаренко и Талгат Баталов (сам родившийся в Ташкенте) попытались рассказать о том, каким стал Узбекистан за 20 лет независимости, и чтобы понять это, проехали по многим городам от Ургенча и Хивы до столицы, опрашивая людей. «Плюс-минус двадцать» даже не пытается выглядеть «настоящим» спектаклем, это в полной мере лабораторная работа, здесь актеры, выстроившиеся на пустой сцене, даже держат в руках листки с текстом, как на читках, и только приблизительно и грубовато намечают характеры. Но работает сам материал остро и ново для тех, кто не бывал в Узбекистане, и ностальгически для тех, кто знает его хорошо. Собственно, сами истории, которые нам рассказывают актеры голосами многонационального Узбекистана, звучат весьма грустно. Рассказы женщин — и простых, и интеллигентных, — мужья которых уехали гастарбайтерами в Россию. Копеечные переводы, ревность к женщинам, с которыми мужья сходятся на заработках, распад семей. Рассказ невесты, окончившей факультет журналистики в Ташкенте, о женихе, учившемся в Америке: как он запрещает ей идти на практику на телевидение, из ревности требует закрыть аккаунты в социальных сетях, а для посиделок с подружками снимает целиком пустое кафе. Девушка, знающая семь языков, мечтает о традиционной свадьбе и надеется когда-нибудь полюбить своего мужа. Рассказ женщины, вышедшей замуж в курдскую патриархальную семью, о том, как она, даже несмотря на любовь к мужу, не смогла привыкнуть к жестким правилам этих мест, требовавшим не только сменить шорты и майки на закрытый с ног до головы наряд, но и полного унизительного послушания всем членам семьи. Воспоминания о войнах и голодном выживании, рассказ авантюриста с уголовными замашками о том, как он подмазывает любую власть, узнаваемое раздражение городских против «кишлачных», пестрота традиций и общность судьбы: узбеки, таджики, корейцы, татары, украинцы. Задают вопрос в зал: есть тут узбеки? казахи? евреи? русские? Русских и в зале, и на сцене больше всего, но и сцена, и зал явно объединены любовью к Ташкенту.



Самое загадочное в этом спектакле то, что все его грустные истории рассказаны с радостной интонацией надежды на близкое счастье, непонятно на чем основанной. И только в конце становится ясно, что все это освещено любовью к виртуальному, «небесному Ташкенту», городу, сохранившемуся в памяти уехавших таким, каким он давно быть перестал. И, выходя из зала, зрители горячо рассказывают друзьям: «И вот я захожу в сквер, а там все срублено и елки посажены! Вы что думаете, они на заднике просто так елки нарисовали? Это с намеком!» И действительно, на заднике елки.