Пресса

Шуточная интрига

Сергей Ходнев о двух спектаклях «Любовь к трем апельсинам» на «Золотой маске»
Прокофьев, как известно, родился в "девяносто одном ненадежном году", а умер в один день со Сталиным, то есть в этом году никаких формальных поводов для массированных торжеств в его честь вроде бы нет. И тем не менее этой весной в Москве его музыка присутствует на редкость интенсивно: Музтеатр поставил его "Войну и мир", Валерий Гергиев почти безраздельно посвятит ему симфоническую программу своего Пасхального фестиваля, да и на "Золотой маске" в этот раз — сразу две версии его "Любви к трем апельсинам".

Лишний раз призадумаешься о неожиданных закономерностях жизни оперного репертуара, потому что, если судить по обстоятельствам создания, то опера вовсе не казалась изначально обреченной на всемирную сверхпопулярность. Прокофьев писал ее в Америке, по заказу Чикагской оперы, по его словам, сам не зная, над чем он хочет посмеяться в своем "легко-веселом" опусе — над достопочтенным оперным жанром или, может, над современными дискуссиями об искусстве. Реакция чикагской публики в 1921-м году вышла смешанной — критика, по крайней мере, не спешила проникнуться весельем и через губу изрекала приговоры типа "русский джаз с большевистской бахромой". И тем не менее уже в 1920-е оперу поставили сначала в Германии, потом в советской России (написанному почти тогда же "Игроку", например, пришлось ждать премьеры в СССР аж до 1974 года), и так с тех пор "Любовь к трем апельсинам" со сцен практически не сходит — причем на правах не просто занятного раритета, а одной из самых популярных русских опер ХХ века.

И действительно, комической оперой "Любовь к трем апельсинам" положительно оказалась идеальной. Хочешь — от души смейся, хочешь — вспомни о контексте (опера напрямую связана не только с Гоцци и комедией дель арте, но и с театром Мейерхольда, которому и принадлежит сценарная идея либретто), а хочешь — приводи ребенка, и ему тоже будет весело. Именно так, как беззаботно-детское сказочное зрелище с превосходной музыкой, оперу обычно и ставят, хотя иногда и добавляют какие-нибудь сугубо "взрослые" обертоны, которые не всякий ребенок оценит; у Дмитрия Бертмана в "Геликоне", например, потасовку Уродов (устроенную в виде очередной попытки развеселить безнадежно печального Принца) изображали, выводя на плазменную панель кадры депутатских драк в Думе.

Режиссер одной из двух номинированных постановок оперы — немец Уве Шварц, который уже несколько лет героически пытается привить броские стандарты немецкой Regie в российских регионах, где к таким затеям относятся довольно настороженно: так, его поставленный в Уфе "Бал-маскарад" (который в свое время привозили на "Маску") переносил действие в условно современную Америку — с гангстерами, грязной предвыборной борьбой и лужайкой для гольфа. "Любовь к трем апельсинам" он поставил в Екатеринбурге, и для тамошнего оперного театра это во многом спектакль этапный — во-первых, первое обращение театра к музыке ХХ века за последние годы, а во-вторых, как говорят, рекордно многобюджетная постановка. Никаких занудных аллюзий на что-нибудь вроде политической злобы дня в спектакле нет — только отвязная клоунада, смешные декорации и костюмы (бес Фарфарелло обряжен постаревшим Суперменом) и яркая череда гэгов (даже само начало спектакля оформлено как некое спонтанное происшествие с участием подсадных "зрителей" из зала).

Вторую постановку сделал и подавно многолетний герой "Маски" — Георгий Исаакян, чьи спектакли в Пермской опере регулярно украшали "масочную" афишу на правах чуть ли не главных достижений нашего провинциального оперного театра. Но "Любовь к трем апельсинам" — работа вполне столичная, сделанная в Театре имени Сац, где Исаакян работает сейчас. Здесь угол взгляда на оперу Прокофьева другой, продиктованный, быть может, самим профилем театра, но реализованный в любом случае изобретательно. Полная трюков и сказочных чудес история Принца, обреченного злой феей на любовь к тем самым цитрусовым, здесь подана в первую очередь как детская фантазия, как сон маленького мальчика, чья детская все время находится тут же, на краю сцены. Идея не то чтобы сенсационно новая, но обязывающая: что говорить, сделать действительно качественный в абсолютном смысле детский спектакль на самом деле чрезвычайно трудно. Так что, в общем, столкновение двух разных трактовок как будто бы прозрачной и никакого второго дна не содержащей оперы Прокофьева неожиданно оказывается серьезной театральной интригой.

"Любовь к трем апельсинам" Екатеринбургского театра оперы и балета: Большой театр, Новая сцена, 11 апреля, 19.00

"Любовь к трем апельсинам" Детского музыкального театра им. Н. Сац: Детский музыкальный театр им. Н. Сац, 13 апреля, 19.00