Пресса

Испанские страсти из Петербурга

В программе фестиваля «Золотая маска» участвуют спектакли петербургского Михайловского театра. Они будут показаны на сцене Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. 2 апреля пройдет «Спящая красавица», а 3-го — три одноактных балета. Гастрольные постановки сделаны Начо Дуато, испанским руководителем балетной труппы театра.

Фестивальный проект «Михайловский театр в Москве» начнется с шедевра Чайковского. На его «Спящую красавицу» Дуато покусился по просьбе дирекции Михайловского театра. Неожиданному факту своей биографии испанский маэстро, наверное, удивляется по сей день: когда Дуато, магистр современного танца, переезжал в Россию, он вряд ли планировал делать классические спектакли. Тем не менее первый блин выпечен, а вот вышел ли он комом — на этот счет мнения полярно разделились.

Многие не смогли простить постановщику легкости, с которой он манипулировал всем известной старинной хореографией, при том что перед премьерой Начо раздавал интервью с репликами вроде «ни па из Петипа» (то есть, что его, Дуато, спектакль будет полностью оригинальным). На практике получилось иначе, хотя современный хореограф, как известно, ничего не заимствует, он всего лишь цитирует. Так или иначе, но Дуато перекроил любимые в России балетные штампы. Это касается не только танцевального языка, в котором появились неклассические акценты. Хореограф, известный тонкой музыкальностью, в «Спящей красавице» ушел от прямого «отанцовывания» ритма и метра, за что его обвинили в неумении работать с партитурой Чайковского. Балет получился спорным, но любопытным, в нем есть хорошие актерские работы, а удачная сценография в палевых тонах добавила спектаклю уютности.

Среди трех одноактных балетов Михайловского театра два — «Прелюдия» и Nuns Dimittis — поставлены Дуато уже в Петербурге, а третий, «Дуэнде», взят из богатых запасников хореографа. Он сочинен в 1991 году на музыку Дебюсси, и танец подражает мгновенной импрессионистской изменчивости партитуры. Словом «дуэнде» в Испании называют таинственные потусторонние силы, всяческих волшебных духов, в то же время «дуэнде» обозначает особую поэтическую чувственность. Это одна из лучших постановок хореографа: в отсутствие внешнего сюжета отчетливо прочитываются сюжеты музыкальный и эстетический. Тела танцовщиков похожи на игру стихий и полутонов, подобных быстрым переменам света и тени — от солнечной яркости к лунной сумрачности.

«Прелюдия», как и Nuns Dimittis, напрямую связана с российской жизнью Дуато. В первом балете он разбирается со своими эмоциями творца: смешав в кучу Бетховена с Бриттеном, а также привычный модерн-данс с непривычной классикой, хореограф ищет третье танцевальное состояние, получающееся при встрече пластических антиподов. Второй опус, сочиненный на музыку Арво Пярта, посвящен впечатлениям испанца от России и ее традиций. Тут есть колокольный звон и отсвет молитв (кстати, название балета по-русски звучит как «Ныне отпущаеши»), сарафаны на танцовщицах и даже намек на распятие. Конечно, можно придраться к некой странности дуатовского взгляда: видно, что это делал человек, внешне знакомый с русскими реалиями. Но всегда поучительно узнать, что думают и как понимают страну иностранцы. Да и требовать полной адекватности взгляда невозможно: наверняка испанцы тоже удивляются, смотря российские опусы про Испанию, в том числе и наш любимый балет «Дон-Кихот».