Пресса

На Пегасе не выедешь

На Новой сцене Большого театра выступлением балетной труппы Екатеринбургского театра оперы и балета открылся фестиваль "Золотая маска". Гости представили "Amore buffo" — двухактный комический балет на музыку и сюжет оперы Доницетти "Любовный напиток" в постановке худрука труппы Вячеслава Самодурова. Пять конкурсных номинаций, полученных этой работой, ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА сочла слишком щедрым авансом.

В отличие от екатеринбургских компаний современного танца, завсегдатаев главного российского фестиваля, балет Екатеринбурга — дебютант "Маски". Препятствием являлась его непроходимая дремучесть. Помеху устранили осенью 2011 года, пригласив на должность балетного худрука 38-летнего Вячеслава Самодурова — можно сказать, почти иностранца. Экс-солист Мариинского театра с 2000 года работал в Европе — был премьером Национального балета Нидерландов и лондонского Королевского балета, ближе к концу карьеры увлекся фотографией, современным искусством и попробовал себя в качестве хореографа, поставив в петербургском Михайловском театре одноактный малолюдный балет "Минорные сонаты". "Amore buffo" — его первая постановка в Екатеринбурге и первый большой балет: массовый, двухактный и сюжетный (на "Маску" номинированы и спектакль, и хореограф).

Превратить оперу в балет было отличной идеей: балетных партитур раз-два и обчелся, а оперных — непочатый край. Александр Троицкий сделал музыкальную редакцию "Любовного напитка", отдав голоса певцов музыкальным инструментам и включив в балет основные оперные шлягеры; главный дирижер екатеринбургского театра Павел Клиничев (тоже номинант "Маски") адаптировал темпы музыки под балетные потребности — получилось довольно гладко. Оперное либретто Вячеслав Самодуров в целом сохранил: девушка Адина по-прежнему выбирает между робким лузером Неморино и бравым воякой (в балете ставшим Капитаном и дирижером военного оркестра); вино, выдаваемое Шарлатаном за приворотное зелье, все так же способствует любовному сближению. Тему наследства балетмейстер, правда, опустил, зато добавил комической мифологии: сюжет завязывает вдребезги пьяный старый Амур, пускающий стрелу в портрет покинувшей его любовницы, но попадающий в безвинного Неморино.

Для придания новому балету актуальности хореограф Самодуров перенес действие в современный город. Сценограф Энтони Макилуэйн запустил на заднике перспективу неоновых высоток и выстроил двухъярусную конструкцию, похожую на торговый центр со стеклянным рестораном и верандой на втором этаже (лишь либретто объяснило, что это внушительное здание — домик героини). Художник по костюмам Эллен Балмер, уже работавшая с Самодуровым, раскрасила облегающие одежды горожан в веселые поперечные полоски, напялила на мужчин красные лыжные шапочки, а героиню и ее подругу выделила лифчиками, нарисованными поверх купальников — наверное, сработало специфически английское чувство юмора.

Столь же специфичным юмором обладает и сам хореограф. Нет, конечно, в балете есть и общедоступные шутки — типа обыгрывания темы пьянства или выезда Неморино верхом на Пегасе (коня изображают два артиста). Но в целом этот бодрый спектакль кажется нудным и непомерно затянутым — в первую очередь потому, что он не выстроен режиссерски. Вячеслав Самодуров явно не умеет сочинять мизансцены — они столь невнятны, что о поворотах сюжета приходится догадываться по оперному первоисточнику. Персонажам не придуманы пластические характеристики, не поставлена пантомима, не найдены выразительные жесты. Предоставленные самим себе, артисты чрезмерно суетятся, бестолково размахивая руками, отчего спектакль выглядит сделанным второпях.

Но это совсем не так: видно, что хореограф Самодуров сочинял балет как манифест, тщательно формулируя свое кредо, цели и задачи по реформированию танцевального языка. Петербуржец, выпестованный в "колыбели классического танца", бунтует против академических "нянек" с детской инфантильностью, соединяя со школы усвоенные па самым нелогичным и противоестественным образом. Возможно, эти комбинации, бросающие вызов базовым принципам координации, хореограф искренне считает неоклассикой. Подопытные екатеринбуржцы сучат ножками в petit battement во время вращения; крутят шене, повернув голову не по ходу, а против движения; приготовившись к jete en tournant, выполняют вместо него "ножницы". Если у Петипа балерина делала пируэт, выбрасывая ножку вперед, то у Самодурова она открывает ее поочередно то вперед, то назад (номинантка Елена Воробьева в роли Адины героически исполняет прихоти хореографа, но сохранять при этом женственность и обаяние ей уже не хватает сил). В партии Неморино номинант Андрей Сорокин, заломив брови домиком на оба акта, одолел диковатую кабриоль назад с продвижением вверх по диагонали, но не справился со староклассической связкой из двух туров в воздухе и наземного пируэта с открытием ноги в сторону.

Екатеринбуржцы танцуют старательно и с энтузиазмом — не переводя дыхания и не покладая ног: вариации, дуэты, па-де-де, "четверки", "восьмерки" и прочие классические ансамбли текут бесконечной чередой — одинаково вымученные, ни буквой, ни духом не отвечающие искрящимся пассажам Доницетти. Возможно, так мучительно труппа прорывается в светлое будущее — при всех недостатках "Amore buffo" этот спектакль не сравнить с тем мракобесным репертуаром, который отягощал екатеринбургский балет до прихода Вячеслава Самодурова. Однако педагогический раж экспертов, поощривших первые шаги балетмейстера и его подопечных таким количеством номинаций, кажется все-таки чрезмерным — как излияния чувств героя балета-оперы после хорошей дозы "любовного напитка".