Пресса

Борис Эйфман: «Несмотря ни на что, я продолжаю привозить свои спектакли в Москву»

Основная конкурсная гонка еще впереди, и фестиваль «Золотая маска» толком-то и начаться не успел. Тем не менее главное событие вот-вот случится, потому как выступление всемирно известной труппы Бориса Эйфмана в Москве — событие всегда эпохальное, сопровождающееся немалым ажиотажем, билетов на которое не достать… Тем более что выступают они (единственные в балете) на исторической сцене Большого. И тут уже не важно, получит или не получит балет Эйфмана «Роден», выдвинутый на «Маску» сразу по четырем номинациям (лучший балет, лучший хореограф, лучшая мужская и женская роль), причитающийся приз… Хотя призами, как выясняется, «Золотая маска» мировую знаменитость как раз и не очень-то баловала…

— Борис Яковлевич, когда вы в последний раз получали «Золотую маску»?



— За спектакль «Чайковский» я получил «Маску» в 1993 году, т.е. ровно двадцать лет назад. Так что сейчас — это юбилейная номинация. В 93-м «Золотая маска» вообще прошла впервые, и тогда еще не было оппозиции по отношению к моему театру и к моему творчеству, еще пытались объективно рассматривать номинантов.

— За 20 лет это все? В таком случае зачем вам, крупнейшему российскому хореографу, вообще принимать участие в конкурсе, если ваше творчество не совсем объективно оценивается жюри?

— Сложный вопрос… Задавая его, вы в принципе правы. Понимаете, во мне сочетаются хореограф, художественный руководитель театра и его директор. Такой двуликий Янус, но в трех лицах… И все три персонажа во мне всегда борются. Потому что как хореограф я давно уже не должен ни с кем конкурировать и сталкиваться с определенной категорией людей, которым не дано понять мое творчество. С другой стороны, я руковожу труппой, где танцевали артисты, которые в различные годы практически всегда получали «Золотую маску». А.Галичанин, И.Марков, М.Абашова, Ю.Смекалов — все они лауреаты этой премии. Правда, мне непонятно, как «Маску» не получил Олег Габышев. Потому что его роль Онегина в одноименном балете — выдающаяся, и по всем показателям он был вне конкуренции. Но все же я считаю необходимым показывать своих артистов на конкурсах, чтобы танцовщики получали премии. Потому что для их творческого удовлетворения, для их имени и карьеры это очень важно. Кроме того, когда мы привозим спектакль на «Маску», это в первую очередь возможность его показать московскому зрителю. Ведь не секрет, что каждый приезд в столицу — очень дорогостоящий проект. Да и вообще невероятно трудно получить возможность показать наши спектакли, тем более в Большом. А без этого я не могу! Поэтому в Москву мы приезжаем практически ежегодно.

— На маску вы привезли свой последний балет «Роден», уже получивший очень хорошую прессу. Интересно, а что было первотолчком для его создания? Сам Роден как личность? Его скульптуры? Или процесс оживления этих скульптур, который ваш предшественник и учитель Якобсон осуществил в своих балетах? Может быть, что-то еще?

— У меня была совсем другая концепция. Скульптура как законченная форма меня как раз меньше интересовала. Меня волновал творческий эмоциональный процесс, который предшествовал созданию этих шедевров. Что пережил художник, чем он пожертвовал, на какие компромиссы шел, какие жуткие поступки совершал, чтобы создать этот шедевр, который потом будет питать поколения людей во всем мире своей потрясающей энергией, невероятной красотой. Меня волновал именно сам процесс, а не сама скульптура, которая вдруг оживает, и мы танцуем на тему, допустим, «Поцелуя» или «Вечной весны». Поэтому здесь принципиально другая идея, другой вид балета. В нашем спектакле постоянно присутствует тема работы скульптора, причем не только физической, но и внутренней. Поиска того идеального мгновения, которое должно остановиться и стать прекрасным. Найти такое мгновение, зафиксировать его — это, конечно, колоссальный труд.

— Борис Яковлевич, вы приезжаете в балетную Москву в такой критический для балетного мира момент... Я имею в виду трагедию, случившуюся с худруком балета Большого театра Сергеем Филиным…


— У меня сложная реакция, потому что я действительно как-то далек от того закулисья, в котором живут сегодня артисты балета, его деятели, руководство. Я, если вы заметили, действительно вне политики, вне интриг, вне театральной суеты. Потому что я занимаюсь очень серьезным делом. Я сочиняю хореографию, создаю два проекта — Академия танца и Дворец танца. И мне едва хватает времени на то, что я должен реализовать в своей жизни. Поэтому я и территориально, и внутренне далек от всего, что произошло. Я могу говорить о внешней стороне ситуации. Сегодня все накинулись на Большой театр — вот до чего он дошел и т.д. Я никого не осуждаю и никого не оправдываю. Хочу просто обратить внимание, что сегодня это не проблема Большого театра и даже не проблема Москвы, не проблема России, а проблема всего человечества. Человечество озверело, оно дошло до какой-то вседозволенности, после этого страшно жить. Сегодня ежедневно происходят чудовищные события, которые уже выходят за границы человеческой природы. Это уже инстинкты и поведение нелюдей… Это страшно! Поэтому я сейчас не хотел бы рассуждать о том, в какую трагическую историю попал Сергей Филин. Я от всего сердца желаю ему скорейшего выздоровления и, конечно, не могу не сочувствовать Сергею и его семье. Всецело осуждаю проявление такой нетерпимости. Это действительно немыслимо — подвергать человека такой страшной боли и таким ужасным испытаниям. Я верю в то, что Сергей поправится, верю, что Большой театр будет и впредь показывать высочайшее искусство. Я только что смотрел «Баядерку» Большого по телевизору, и мне спектакль понравился. Судя по всему, труппа находится в хорошей форме. Солисты замечательные. Так что все будет в порядке с Большим! Но что станет со всеми нами? Это большой вопрос…