Пресса

12 апреля 2007

Герой из консервной банки

Ирина Муравьева | Российская газета

Спектакль "Бал-маскарад" Верди, появившийся в афише Башкирского государственного театра оперы и балета в прошлом сезоне, выдвинут в конкурс "Золотой маски" в пяти номинациях: за лучшие работы режиссера - Уве Шварца, дирижера - Роберта Лютера, солистов - Альфии Каримовой в партии Оскара и Владимира Чеберяка в роли графа Риккардо, и как лучший оперный спектакль.


Оперная труппа из Уфы не в первый раз вступила в соревнование за национальную премию: столичные меломаны вспоминают грандиозный и впечатляющий спектакль, показанный в программе 2004 года - народное сказание "Кахым-туря" (партитура башкирского классика Загира Исмагилова), а в прошлом году труппа представила в Москве хит юбилейного "моцартовского" сезона - простодушный и феерический спектакль "Волшебная флейта". Призов, правда, уфимцы до сегодняшнего дня не увозили, зато "маской" премировали президента Башкортостана Муртаза Рахимова - "За поддержку театрального искусства России".


Нынешний фестивальный спектакль театра - "Бал-маскарад" претендующий на рекордное количество наград, поставлен той же командой, которая экспериментировала уже на этой сцене с моцартовской "Флейтой". И немецкий режиссер Уве Шварц снова решился тотально переиграть классический оперный сюжет: он не просто переместил время действия из XVIII века в XXI, а фактически создал новый жанр вердиевского опуса, в котором камня от камня не осталось от трагедии, от обжигающих любовной страстью и ревностью поступков персонажей.

Герои Верди покинули помпезную, аристократическую обстановку графского двора, с его напряженными политическими интригами и тайными любовными историями, оборвавшимися роковым убийством графа Риккардо на балу. Шварц переместил их в актуальный мир современной Америки с ее эталонами "luxury” - "красивой и богатой жизни" и стилем существования "cool” - ледяным и прагматичным. Естественно, что в фантазии европейского режиссера эти клише превратились в перформанс, в откровенную пародию на американский образ жизни, мыслей и идеалы.

Действие оперы началось на площадке для гольфа, где благополучный и самоуверенный янки - не граф, а сенатор Риккардо (номинант Владимир Чеберяк) появился с клюшками, чтобы продолжить свой успешный жизненный "матч". Визуальным же задником этого матча стала в стиле Уорхолла "Coca Cola", мгновенно установившая формат языка - штампы. И в спектакле заиграло то, что не имеет отношения к подлинному: к чувствам, к психологии, к переживаниям, к "придыханию". Риккардо оказался не романтическим влюбленным, а глуповатой политической пешкой, жизнь которой ловко разыграли соперники. В игру загрузили ФБР, гангстерские страсти, пафосный американский патриотизм, заставляющий массовки в голливудских финалах с умилением вытягиваться под звуки американского гимна, а в спектакле - вердиевского Риккардо, подбитого на балу - из последних сил ползти к флагу Штатов, которым покрыт предназначенный для него же гроб.



Еще одно клише - "красоту по-американски", изобразила старуха-колдунья Ульрика, превратившаяся в молодящуюся безголосую блондинку и перебравшаяся из вердиевской пещеры в "святая святых" - американскую студию, где штампуются "звезды" и ток-шоу.

В том же, "американском" духе переосмыслили и других персонажей Верди: вместо очаровательного пажа Оскара в спектакле появилась феминизированная, деловитая дама в офисном костюме (Альфия Каримова), с шиком справляющаяся не только с функциями секретаря Риккардо, но и с воздушными, грациозными фиоритурами вокальной партии.

Последняя сцена убийства на балу выглядела и вовсе как пародия на финал апокрифической американской классики - гангстерской трилогии Копполы "Крестный отец". Только в первоисточнике убийственная развязка происходила во время спектакля "Сельская честь", а в спектакле "Бал-маскарад" под музыку Верди театрально обыграли сюжет: "И ты, Брут!" Под искореженные анимационные физиономии римского августа Юлия Цезаря, мелькавшего с соратниками-сенаторами на экране, Ренато выпалил из пистолета в в своего друга, американского сенатора Риккардо.

Зрительный зал сотрясался от смеха как на представлении КВНа. И в этой массовой радости утонули не только слова трагического заключительного хора, но и само понятие вердиевского подлинника. Собственно, уорхолловская этикетка, запущенная в спектакль, сделала свое дело, превратив спектакль в поток пустоватых визуальных клише и пародий. И актуальным для этого "Бала" оказался не Верди, а именно Уорхолл, прославившийся тем, что создал героя из консервной банки.



оригинальный адрес статьи