Театральная компания ЗМ

Пресса

26 марта 2013

«Вещь Штифтера» на фестивале «Золотая Маска»: Реконструкция описания

Олег Зинцов | Газета «Ведомости»


Главным номером внеконкурсной программы фестиваля «Золотая маска» стал спектакль Хайнера Гёббельса «Вещь Штифтера» — механический аттракцион, обходящийся без актеров.

Устройство «Вещи Штифтера» удобней всего описать как гигантскую музыкальную шкатулку, соединенную с химической лабораторией, где публика помещается вместе с механизмом и реактивами. Основные детали конструкции — укрепленные на трех квадратных порталах и оголенные до внутренностей четыре пианино и поставленный на попа рояль. Рядом с инструментами натыканы сухие ветви деревьев. Порталы движутся по рельсам вдоль ухающих басами пластиковых труб, медленно наезжая на зрителей и так же неторопливо отодвигаясь назад. Под рельсами расположены три прямоугольные ванны, в которых, как на фотобумаге в растворе проявителя, возникают изображения. Пространство вибрирует, стрекочет, переливается красками, рассекается скальпелями световых лучей, булькает гейзерами, порождает утробное урчание, музыку Баха и репродукции ренессансных полотен Паоло Уччелло.

Это подробное описание нужно не только затем, чтобы представить конструкцию Гёббельса, но и для того, чтобы понять ее назначение. Спектакль отсылает нас, во-первых, к рассказу австрийского писателя Адальберта Штифтера (1805-1868), а во-вторых, к философскому комментарию, сделанному Мартином Хайдеггером. Штифтер подробно описывает скованный льдом зимний лес: хвойные деревья, похожие на люстры с бесчисленными сверкающими свечами, стеклянный звон и гул, треск падения тяжелых ветвей и полную неподвижность вокруг (небольшой отрывок звучит в спектакле). Писатель считал рассказ чрезвычайно важным, возвращался к его редактуре до конца дней и был уверен, что этот текст должен «глубоко воздействовать». Комментарий Хайдеггера представляет собой рассуждение о языке как инструменте онтологии — философ говорит о непрестанных усилиях Штифтера проникнуть сквозь поверхность повседневности к тому «незримому», что определяет существование.

Но что такое «вещь»? Это просто слово, которым Штифтер называет лес, скованный льдом. То есть Ding Штифтера — и предмет, и его состояние, определяющее глубокое воздействие на наблюдателя.

В спектакле Гёббельса можно увидеть комментарий к комментарию (Хайдеггера), но его воздействие не определяется знанием контекста так же, как не сводится к впечатлению, производимому аттракционом.

«Вещь Штифтера» — реконструкция. Хайнер Гёббельс пытается воспроизвести впечатление, которое создавала «вещь» Адальберта Штифтера, ломавшая привычку повседневного восприятия. Но использует для этого не язык романтизма, на котором говорила эпоха Штифтера, а язык авангарда, которым зашумела, заскрежетала эпоха машин, современная Хайдеггеру, искавшему в этом грохоте человеческие основания бытия, свое непереводимое Dasein, «существование», «присутствие».

Это лабораторный опыт не только потому, что игнорирует главного субъекта театрального представления — актера. Но и потому, что зрители здесь присутствуют при разговоре культуры с самой собой на двух мертвых языках — романтизма начала XIX в. и авангарда начала ХХ. Один абсолютизировал субъективность и природу, другой — объективность и механизм. Сегодня спор между ними представляет по большей части исторический интерес. И в этом смысле работа Хайнера Гёббельса скорее архивная, чем актуальная.



оригинальный адрес статьи