Театральная компания ЗМ

Пресса

27 марта 2013

Дядя Ваня, большой оригинал

Антон Хитров | Интернет-портал Gazeta.ru

Внеконкурсную программу «Маска Плюс» фестиваля «Золотая маска» закроет спектакль «Дядя Ваня» знаменитого украинца Андрея Жолдака, поставленный им в Хельсинки. Режиссер с репутацией возмутителя театрального спокойствия уже обманул ожидания критиков: чеховский текст он против обыкновения оставил в неприкосновенности.

Москва «Дядю Ваню», поставленного полтора года назад Андреем Жолдаком в театре Klockrike в Хельсинки, еще не видела — в отличие от Петербурга, куда спектакль приезжал на фестиваль «Балтийский дом», став одним из хедлайнеров программы. В Финляндии Жолдак работает уже не в первый раз — еще в конце 90-х он поставил в Городском театре Турку «Вишнёвый сад». 12 лет спустя, успев поруководить Харьковским театром им. Т. Шевченко, Андрей Жолдак вернулся в Турку и сделал там «Анну Каренину». «Дядя Ваня» стал его третьим финским спектаклем — уже в столице сопредельной страны. Жолдак один из самых конвертируемых режиссеров: география его спектаклей включает в себя, например, «Медею в городе» по Еврипиду во всемирно известном театре Франка Кастрофа «Фольксбюне», спектакли во Франции, Швейцарии и Румынии.

Основой для постановок Жолдака, как правило, становится классика. Точнее, классика в той мере, в какой ее сюжеты уже стали элементами мифологии, вошли в тело культуры на правах мифа, от «Тараса Бульбы» (театр «Балтийский дом», 2000) и Гамлета (2002, Харьковский драматический театр) до Медеи («Медея в городе», 2005, «Москва. Психо», 2008); даже из современных источников и персонажей он выбирает те, что уже обросли «репутацией» — «Один день Ивана Денисовича» по Солженицыну (Харьковский драматический, 2003) или упомянутую «Жизнь с идиотом».

Как и положено мифам, попавшим в руки амбициозного постановщика, они подлежат многократному изменению и искажению. Режиссёр в своей работе может уйти бесконечно далеко от литературного источника, складывая спектакль порой из самых далёких своих ассоциаций.

Его воображение никогда ничто не связывало — ни мера, ни представления о пристойности, ни авторский текст:

«Гамлет. Сны» имел далеко не прямое отношение к трагедии Шекспира, «Гольдони. Венеция» — к классической комедии Гольдони «Слуга двух господ». Жолдак никогда не скупится на средства: образов, сюжетов, метафор, да в конце концов, декораций одной его постановки может хватить на четыре.

Естественно, Жолдаку тесно в привычном хронометраже — так, например, новая версия финского «Вишнёвого сада» поначалу шла около десяти часов; потом постановку, конечно, отредактировали в сторону сокращения. Да и пуритан среди публики украинец никогда не боялся. Защитники традиционного театра, воображающие, будто никакой радикальный эксперимент не обходится без артистов, «густо обмазанных под дерьмо» (так выразился один из защитников прежней труппы Театра им. Гоголя по поводу приходящей ей на смену), на самом деле достаточно редко могут встретить нечто подобное, скажем на московской сцене. Жолдак в своем «Ромео и Джульетта. Фрагмент» использовал этот прием буквально.



«Моя задача — таранить общественный вкус, — рассказывал Жолдак в интервью украинскому журналу «Шо». — Чтобы дамочка в черном платье посмотрела, как Иван Денисович плюет в нее тухлыми яйцами».

Безудержному фантазёру и провокатору многие ставят в вину не столько «безнравственность», сколько недостаток куда более заурядный — режиссерскую графоманию. Его спектакли часто поляризуют публику, четко разъединяя ее на сторонников и противников. Настолько часто, что то, что кажется их свойством, обретает черты метода.

Точно так вышло и с хельсинкским «Дядей Ваней» — петербургский показ вызвал самые разные отзывы. Однако в данном случае можно утверждать ясно: Москва увидит совсем не того Жолдака, которого знала раньше и к которому успела привыкнуть. Хотя бы потому, что из чеховской пьесы не вымарал он ни слова. Возможно, именно в этом и состоит интрига: подобной бережливости за режиссером раньше, мягко говоря, не замечалось. В связи с этим, быть может, вся его неуемная энергия переместится в область режиссерского решения.

Впрочем, едва ли «Дядя Ваня» будет напоминать его другие чеховские спектакли — скажем, знаменитых «лагерных» «Трёх сестёр», где героини были узницами ГУЛАГа. Возможно, нас ожидает всего лишь Жолдак lights, режиссер напроказничавшийся и успокоившийся. Хрестоматийная драма, оставленная без купюр, легко может стать помехой его театру, который раньше держался на зримых образах, бесконечно сменяющих друг друга. Но, по всей видимости, влиятельный и заметный далеко не только из Москвы постановщик действительно меняет курс, и стоит стать свидетелем этого.





оригинальный адрес статьи