Пресса

Баланчину поправили акцент

В Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко балет Мариинки представил двухактный спектакль "Сон в летнюю ночь", поставленный Джорджем Баланчиным в 1962 году на сборную музыку Мендельсона. В старомодном уюте этого балета не дремала ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.

Баланчин и Мариинка — двух этих слагаемых достаточно, чтобы спектакль оказался на "Маске", несмотря на то что "Сон в летнюю ночь" не лучшее произведение американского классика: многоактные сюжетные балеты не его жанр. Считается, что тут мэтр предался ностальгии: малолетний ученик Петербургского театрального училища Жорж Баланчивадзе играл одного из эльфов в спектакле Александринки и в свой шекспировский балет вложил детскую любовь к волшебству театра вообще и к феериям Петипа в частности. Любовь, однако, не преобразила "мистера Би". Лучшим в его "Сне" оказался второй, "свадебный" акт: поток парадного танца от торжественных шествий и "менуэтных" церемоний до виртуозной общей коды, слишком похожей на коду "Хрустального дворца", чтобы счесть ее откровением. В первом же, кажущемся непомерно длинным действии торопливый пересказ сюжета перемежается обильными танцами как главных, так и отсутствующих у Шекспира персонажей. При этом хореографические отступления выглядят гораздо занимательнее режиссерских мизансцен и актерских партий, выстроенных так шаблонно и неостроумно, словно Баланчин желал спародировать штампы дореволюционного театра.


Выбирая именно этот балет классика, Мариинка явно не собиралась открывать новые горизонты — ни для артистов, ни для зрителей. Комфортная предсказуемость оформления (художник Луиза Спинателли в первом акте изобразила на заднике весьма романтичные лесные заросли, во втором — плафон с амурами в голубых небесах и не пожалела стразов для мужских колетов и женских пачек) ласкает глаз любителей всего прекрасного. Стерильная благопристойность пантомимы и убаюкивающе знакомые па (во "Сне" Баланчин то цитирует "вальс лебедей" с его сисонами и па-де-ша, то напоминает об обводках адажио с четырьмя кавалерами из "Спящей красавицы", то запускает почти школьные комбинации заносок и серии пируэтов с четвертой позиции) радуют сердце ревнителей строгой классики. Именно так, строго и классично, окончательно отказавшись от американского акцента "мистера Би", исполняют в Мариинке его ностальгический "Сон".


Оживленность исполнителей обратно пропорциональна их роли в балете. Веселее всех выглядят дети — две дюжины маленьких эльфов: они превосходно освоили стремительный баланчинский бег с дотянутыми острыми ножками, живо реагируют на происходящее и четко, как взрослый кордебалет, держат весьма непростой сценический рисунок. Радостно и точно, выдерживая быстрый темп, порхает четверка бабочек во главе с солисткой Валерией Мартынюк. Забавен и пластичный Пак (Василий Ткаченко), которому Баланчин подарил лишь несколько заметных комбинаций. Агрессивная Ипполита (Александра Иосифиди) с ее прыжковыми вариациями и фуэте тоже притягивает внимание, но лучше бы она стушевалась: общая корявость балерины и аварийность вращений в поддержках уж слишком бросаются в глаза.


Из прочих действующих лиц наибольшие актерские способности проявил Андрей Ермаков (Лизандр), явно взбодренный участием в ТВ-конкурсе "Большой балет". Остальные мужчины как на подбор: длинноногие, анемичные, с напыщенной жестикуляцией, невыразительной мимикой и мелко нашинкованными антраша. Опытная Дарья Павленко (Елена) танцует, конечно, четче юной Виктории Брилевой (Гермия), попросту не успевающей за музыкой своими изящными, но вялыми ногами, однако мимируют обе так схоластично, что баланчинские мизансцены кажутся еще неубедительнее, чем поставлены.


Выдвинутая на "Золотую маску" за лучшую женскую роль Екатерина Кондаурова (Титания) отработала качественно; но в этой высокой красавице не осталось и следа той харизматичности, которая заставляла не отрывать от нее глаз в балетах Форсайта. А главным сюрпризом "Сна" оказалась Оксана Скорик в центральном па-де-де второго акта. У новой примы Мариинки породистые ноги, отличная техника, прекрасно поставленный корпус и незаурядное самообладание. Коварства адажио, построенного на бесконечных обводках с переменой рук, она преодолевала сосредоточенно, будто шла по канату над пропастью, но бестрепетно и в безупречной форме. И хотя роль Скорик не требовала актерского мастерства, наблюдать за ее танцем было увлекательнее, чем за прочими перипетиями этого полезного, но скучноватого балета, похожего на гурьевскую кашу, сваренную по старинным рецептам.