Пресса

В программу забили гвоздь

На сцене Новой оперы выступил абсолютный лидер национального балетного конкурса: Музыкальный театр Республики Карелия представил "Золушку" Сергея Прокофьева в постановке Кирилла Симонова, получившую рекордное число номинаций. ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА так и не поняла, жертвой чего стала — тотального розыгрыша или масштабной глупости авторов и отборщиков.


"Золушка" балетмейстера Симонова (прославившегося тем, что в 24-летнем возрасте он заменил Алексея Ратманского на постановке "Щелкунчика" в Мариинке) уже побеждала на "Маске" — это была одна из самых скандальных побед за всю историю балетного конкурса. От той, новосибирской, "Золушки" память сохранила лишь босоногую фею-горничную, разгуливавшую по сцене с цинковым тазом, и панковский гребешок на голове упитанного принца. Петрозаводская, пожалуй, будет покруче: здесь хореограф окунулся в сталинское время, и количество запоминающихся курьезов возросло в геометрической прогрессии.


Впрочем, шутить Кирилл Симонов явно не собирался, объясняя выбор эпохи трагизмом музыки и обстоятельствами ее создания: Прокофьев вернулся из эмиграции, его жену-иностранку сослали в лагеря, предчувствие войны витало в воздухе. Мысль не нова: военную "Золушку" давно поставил и даже показал в Москве главный балетный постмодернист Мэттью Борн. Однако в отличие от идеально выстроенного, продуманного до малейших деталей спектакля остроумного англичанина, изобразившего нравы и быт военной Англии с гиперреалистической, почти гротесковой остротой и точностью, Кирилл Симонов создал сооружение хоть и монументальное, но убогое — как небоскреб, слепленный из строительных отходов.


Нет, денег на постановку не пожалели: сценограф Эмиль Капелюш выстроил на сцене исполинские деревянные макеты триумфальной арки и виселицеподобной высотки, у последней кулисы установил пропеллеры в натуральную величину, а на заднике написал "Дворец советов" в окружении дворцов калибром поменьше. Художница Яна Глушанок сочинила не меньше сотни костюмов самых разнообразных фасонов и цветов, а художник по свету Александр Мустонен учинил почти дискотечный разгул, щедро поливая сцену синим и гуляя по залу лучами прожекторов (все трое номинированы на "Маску").




В этом циклопическом пространстве, которое обозначает то вестибюль цековской гостиницы, то кремлевский парадный зал, то (когда на сцену выезжает суровая койка) номер люкс или спальню номенклатурного туза, разыгрывается типично балетная вампука со всеми ее благоглупостями. Хореограф Симонов с какой-то хлестаковской гордостью вываливает на сцену все, что изобрел: "сталинских соколов" (в летчика переодевается даже Золушка, прилетающая в Кремль на аэроплане) и сталинских маршалов (даже сам Усатый мимоходом подписывает на балу какой-то документ — видно, пакт Молотова—Риббентропа). Готовых к бою солдаток в форме и маршальских жен в атласе, развратно виляющих бедрами в Кремле. Благостного советского Сановника, за которого вышла Золушка, разлученная со своим "Наследным Принцем соседнего государства" начавшейся Второй мировой войной, и самого Принца, своей тараканьей суетливостью смахивающего на коммивояжера. В ход идут и давние открытия хореографа Симонова: управляющая цековской гостиницей интриганка Мачеха и ее зловредные дочери потирают лапки и трусят на полусогнутых коленках, совсем как мыши в его "Щелкунчике". А участники бала раз двадцать подряд исполняют одну и ту же комбинацию мазурки из "Лебединого озера", выученную Симоновым, похоже, еще в балетной школе.


Отношения главных героев — отдельный сюжет, сценическое развитие которого окончательно обращает в фарс антитоталитарные потуги либретто. Первая (еще до бала) встреча влюбленных происходит в номере гостиницы: одетый лишь в белые трусы Calvin Klein, Принц с доброй улыбкой прижимает к себе робкую горничную, но Золушка, наткнувшись рукой на явные доказательства его возбуждения (из-за чего в программке честно проставлено +12), в смятении убегает. Однако уже к балу чувства девушки крепнут настолько, что по ходу адажио она хватает Принца за грудки, притягивая его к себе с неженской силой, и завершает дуэт, лежа на партнере в самой недвусмысленной позе. Впрочем, присутствующие при этом международном любовном акте советские руководители наблюдают за вольностями героев с явным одобрением.


Комические эффекты спектакля гасит хореография. Она изнурительно однообразна. Главная фишка автора в том, что классические элементарности ног (типа па-де-бурре и балансе) он объединяет с буйным размахиванием руками вокруг головы и корпуса, отчего кажется, будто одни персонажи пытаются повеситься на собственных верхних конечностях, другие — просемафорить об этом доброжелателям в зале. Похоже, эксперты "Маски" приняли эти сигналы бедствия "за лучшую хореографию" (продукт Кирилла Симонова выдвинут и в этой номинации).




Что же касается номинированных актеров, то Мачеха (Игорь Плошко) очень похожа на Анну Ардову в телепередаче "Одна за всех", и поклонники такого рода телевидения обязательно оценят отважную работу танцовщика. Алевтина Мухортикова (Золушка) на пуантах стоять не умеет (как, впрочем, и вся труппа — спектакль исполняется в джазовках и на каблуках), тело имеет негибкое, и лучше бы ей не делать тот круг перекидных, который по явной неосмотрительности вставил в партию Золушки хореограф Симонов. Но переживает девушка искренне — чуть не плачет на сцене. К тому же ей предстоит соперничать не только с Дианой Вишневой, но и с драматической актрисой Ольгой Лерман, станцевавшей в Вахтанговском театре Анну Каренину — та, может, перекидных и вовсе делать не умеет.


Монументальная безвкусица "Золушки" явно сохраняет шансы на победу: публика аплодировала ей довольно дружно. Казалось бы, и бог с ней, с публикой — чего только она не любит. Но все-таки обидно, когда стараниями компетентных экспертов, поддерживающих образцово китчевые постановки провинциальных театров с такой истовостью, национальная "Золотая маска" на глазах превращается в подобие "Золотой малины".