Пресса

Царь-опера

Если в стране Царь-пушки и Царь-колокола выбирать, какая из оперных партитур достойна звания царь-оперы, то это, несомненно, «Борис Годунов»: по русской самобытности, по гениальному новаторству, по цельности формы, по исторической ассоциативности. И театр, который достойно ставит «Бориса», проходит проверку на зрелость. Екатеринбургская опера этот экзамен не просто прошла, а сдала блестяще — как, кажется, давно в столице никто не сдавал.

Хотя «конкурс» (если продолжить вузовские ассоциации) весьма жесткий. Тут и помпезный академический «Борис» в Большом театре, и мрачно-красочная редакция Шостаковича в «Геликоне», и совсем недалеко от первопрестольной, в северной столице — спектакль Мариинского театра, напоминающий телехронику с Болотной... Казалось бы — можно ли сделать актуальнее, особенно в сравнении с последним примером?

Оказывается, можно. И не обязательно, кстати, так уж точно воспроизводить на сцене форму бойцов ОМОНа или интерьер Государственной Думы XXI века. Даже наоборот: увлечешься игрой в современность — рискуешь потерять всевременной смысл драмы Пушкина-Мусоргского точно так же, как может он пропасть за пышными фасадами классической постановки.

В Екатеринбурге режиссер Александр Титель и сценограф Владимир Арефьев избрали другой путь: их площадка действия столь же напоминает древнюю церковно-крепостную Москву, сколь современную нефтебазу с громадной башней-цистерной посредине. Мы видим этот универсальный оплот власти то снаружи, опоясанный толпами народа совершенно в традициях монументальных полотен-действ Александра Дейнеки, то изнутри — тогда он напоминает не то бункер для государственной элиты, не то пантеон-усыпальницу для ее главного персонажа. А в конце вся конструкция медленно поворачивается под звуки трагически-смиренной коды, и мы наблюдаем, как умирающий царь буквально проходит сквозь стену из верхнего мира земного всесилия в нижний мир смертельного мрака.

Если в стране Царь-пушки и Царь-колокола выбирать, какая из оперных партитур достойна звания царь-оперы, то это, несомненно, «Борис Годунов»: по русской самобытности, по гениальному новаторству, по цельности формы, по исторической ассоциативности. И театр, который достойно ставит «Бориса», проходит проверку на зрелость. Екатеринбургская опера этот экзамен не просто прошла, а сдала блестяще — как, кажется, давно в столице никто не сдавал.

Хотя «конкурс» (если продолжить вузовские ассоциации) весьма жесткий. Тут и помпезный академический «Борис» в Большом театре, и мрачно-красочная редакция Шостаковича в «Геликоне», и совсем недалеко от первопрестольной, в северной столице — спектакль Мариинского театра, напоминающий телехронику с Болотной... Казалось бы — можно ли сделать актуальнее, особенно в сравнении с последним примером?

Оказывается, можно. И не обязательно, кстати, так уж точно воспроизводить на сцене форму бойцов ОМОНа или интерьер Государственной Думы XXI века. Даже наоборот: увлечешься игрой в современность — рискуешь потерять всевременной смысл драмы Пушкина-Мусоргского точно так же, как может он пропасть за пышными фасадами классической постановки.

В Екатеринбурге режиссер Александр Титель и сценограф Владимир Арефьев избрали другой путь: их площадка действия столь же напоминает древнюю церковно-крепостную Москву, сколь современную нефтебазу с громадной башней-цистерной посредине. Мы видим этот универсальный оплот власти то снаружи, опоясанный толпами народа совершенно в традициях монументальных полотен-действ Александра Дейнеки, то изнутри — тогда он напоминает не то бункер для государственной элиты, не то пантеон-усыпальницу для ее главного персонажа. А в конце вся конструкция медленно поворачивается под звуки трагически-смиренной коды, и мы наблюдаем, как умирающий царь буквально проходит сквозь стену из верхнего мира земного всесилия в нижний мир смертельного мрака.

Спектакль так же плотен и един по нерву своего развития, как по визуальному оформлению. Един настолько, что трудно отделить, где кончается режиссерская созидательная энергия и где ее подхватывает энергия дирижерская. Словно Александр Титель и Михаэль Гюттлер строили постановку в состоянии прочной телепатической связи. Будто и нет между ними разницы в поколение (одному за 60, другой на 20 лет моложе), в национальном восприятии (один — наш соотечественник, другой — немец из Дрездена, правда, с большим опытом работы в Мариинке). Давно не доводилось видеть и такого выстроенного актерского ансамбля, где каждый участник — и яркая личность, и дисциплинированный «оркестрант», если только это слово применимо к оперному певцу. Даже не знаешь, кому отдать предпочтение — в смысле органики практически все равны, от Бориса (Алексей Тихомиров) с его поистине царской, внутренне предельно контрастной партией до множества эпизодических, но остро характерных персонажей. Не только вокальные достоинства, как у того же Тихомирова с его гибким, выразительным, правда, не дотягивающим до «шаляпинской» мощи бас-баритоном, или Олега Бударацкого (Варлаам) с его сочным, может быть, слишком молодым басом, но даже потенциальные недостатки — резкость вибрато у Самозванца (Ильгам Валиев), фальцетная ломкость у Юродивого (Олег Савка), елейная жидковатость у Шуйского (Николай Любмов), — становились точными штрихами к образному портрету.

Бориса в последний мрачный путь провожает только его малолетний сын Федор (учащийся Свердловского мужского хорового колледжа Коля Цивилев).

Спасибо и за возвращение к нам первой авторской редакции оперы 1869 года. Еще без Марины Мнишек, без роскошного польского акта, без триллероподобной сцены с курантами. Но зато с огромными кусками мощного пушкинского текста, которые во второй редакции опущены ради большей округлости мелодий, а здесь они помножены на декламационное мастерство Мусоргского. Вот только текст этот не у всех исполнителей хорошо воспринимался на слух. Например, в явном долгу перед публикой и нашим великим поэтом Самозванец. Может быть, пойти на небольшие дополнительные траты и пустить словесную бегущую строку? Впрочем, и без нее екатеринбуржцы сделали самую серьезную заявку на то, чтобы их спектакль победил в соревновании опер на фестивале «Золотая маска-2014», благодаря которому, собственно, мы и увидели замечательную уральскую постановку в Москве.