Пресса

Зачётная «Маска»

Владимир Бочаров, режиссер оперы «Франциск», отмеченной недавно премией «Золотая маска», дал интервью порталу «Весь театр»

В середине апреля были названы имена победителей фестиваля-премии «Золотая маска». Музыкальное жюри отметило призом проект «Опергруппы» – оперу, написанную композитором Сергеем Невским «Франциск» (показы проходили на Новой сцене Большого театра»). Режиссером выступил студент РУТИ - ГИТИС, Владимир Бочаров (мастерская Владимира Мирзоева). «Весь театр» встретился с ним, чтобы поговорить о первом столь успешном опыте в его биографии.



- Владимир, в проект вы попали с легкой подачи , руководителя «Опергруппы» Василия Бархатова. Как произошло знакомство с ним?


- Василий Бархатов – первый человек, которому мне нужно сказать спасибо. В свое время, он тоже оканчивал ГИТИС, факультет музыкального театра. Наши общие педагоги посоветовали ему привлечь меня к проекту. Мы сцепились на художественно-смысловом значении спектакля. Я послушал музыку, посмотрел партитуру, представил свое видение материала. Бархатов сказал, что это интересно, и это может работать. С ним у меня не было споров. Так же мне очень помог художник проекта – Виктор Шилькрот, с которым мы разработали общий визуальный образ спектакля, и хореограф – Олег Глушков, я им очень благодарен. Значительную поддержку оказал Владимир Кехман, финансовая поддержка со стороны Михайловского театра дала возможность показать «Франциска» на Золотой Маске. Что касается Сергея Невского, то я дико переживал в нашу первую встречу. Но, так или иначе, все было направлено на то, чтобы этот проект выпустить. Какие-то конфликты, конечно, были, но уже в контексте естественного рабочего процесса.

- Когда работаешь с «живым» композитором, это создает особую ответственность?


- Конечно, ведь у него уже давно сложился свой спектакль. Но если композитор готов вынести свое произведение на сцену, то ему придется смириться с тем, что его будет интерпретировать уже не только режиссер, но и 900 человек в зале, которые тоже слышат эту музыку, и внутри тоже сформируют свое видение спектакля. А если ты пишешь в стол, то там партитуры остаются идеально прекрасными.

- Насчет 900 человек в зале. Такой продукт, как «Франциск», мог бы получить массового потребителя? Или подобные вещи ставятся только для маленькой группы эстетов?

- Проблема заключается в том, как такой материал подается. Вообще это проблема, включающая в себя множество аспектов – образование, политические взгляды… Но в рамках фестиваля и в рамках отдельных инкрустаций в классический репертуар это может существовать. Этот процесс – популяризация современной академической музыки - начинался в европейском театре с фестивалей. Репертуар активно заполнялся современной музыкой. Классический репертуар, конечно же, никуда не может деться, но он, безусловно, должен пополняться, становиться интереснее и живее.

- Как же обеспечить такому проекту востребованность?


- Сейчас все упирается в правильно поданный материал и в информирование общественности. Когда проходили показы «Франциска», зал во всех случаях был полный. Опера имела отклик.

- Да, но эти отклики были полярные. Отнюдь не только восторженные.

- Если спектакль не просто прошёл, а взбаламутил общественность — это хорошо. Для театра всегда хорошо, когда есть полярные оценки.

- Может, просто дело в площадке, и Большой театр – не совсем удачное место для таких экспериментов? А в другом пространстве опера смотрелась бы более гармонично?

- «Судя по историческому опыту, таких композиторов как Моцарт, Верди всегда ставили на главных площадках. Их не ставили в подвалах!» - очень правильно заметил однажды Бархатов на одной из презентаций спектакля. Конечно, опера всегда была искусством элитарным. Это потом их произведения становились хитами, как сейчас принято говорить «попсой». Но изначально оперный театр существовал как элитарный. Если мы судим в парадигме того времени, то в порядке вещей было то, что готовое произведение появлялось на солидной оперной сцене с солидными финансовыми вложениями, а сейчас если судить в парадигме нашего, российского мышления, наверно это такой принцип – обязательно нужно умереть, чтобы тебя поставили.

- А вы помните, как сами впервые побывали на спектакле, поставленном на музыку современных композиторов? Какие получили эмоции?

- Точно не помню, но мне кажется, что первый такой концерт я услышал на «Платформе». Очень понравился спектакль «Х.М.Смешанная техника» в Музыкальном театре Станиславского, ставил Дмитрий Крымов. Еще, я использовал музыку Циммермана, «Реквием на смерть юного поэта», в своем драматическом спектакле «КРТК», который мы представляли в рамках фестиваля «Твой шанс».

- То есть проблем с восприятием не было?

- Если ты примерно представляешь себе музыку барокко, классицизма, символизма, если можешь проследить исторический вектор развития музыки, развернуть для себя весь ландшафт, то вопросов по восприятию не возникает. К каждому направлению есть свои ключи, коды, своя семантика, своя знаковая определенность, в которой существует вся эта история. Конечно, партитура «Франциска» была для меня в новинку – когда я увидел ее первый раз, это было очень неожиданно. До этого момента я разбирал только классические партитуры, которые входят в учебную программу. Ты разбираешь «Отелло», «Онегина», «Свадьбу Фигаро», это сложно, но в процессе все становится более-менее понятным. А тут в руки попадает такое произведение, и ты начинаешь что-то придумывать, потому что с этим музыкальным материалом как-то надо работать иначе.

- И нужно искать свои подходы? Универсальных методов нет?

- Это незаполненная территория в нашем образовании, потому что у нас упор делается в основном на классические образцы, по совершенно понятным причинам, но какой-то процент программы стоило бы отдать на изучение второй половины XX века. Когда ты не сталкивался с языком, например, Кейджа или Циммермана – композиторов современности, успевших стать классиками, трудно ставить своих современников. Конечно же, нужно учитывать практику XX века.

- Вы являетесь представителем школы Владимира Мирзоева. Какой главный урок вынесли из его занятий?

- Владимир Владимирович – это определенная степень свободы, и концепция его преподавания – это лаборатория творческого выживания. Свобода в театральном вузе – это номинальное понятие. Формальными рамками тебя пытаются ограничить, а он давал себя чувствовать как в море, где барахтаешься, и у тебя нет никаких спасательных сигналов, зато это формирует в тебе жизнестойкость и способность ориентироваться в этом мире и в художественном контексте. Эта способность к самоконтролю и самоорганизации в мире художественных образов – и есть одна из основных идей, которые он закладывает своим студентам. Кстати, он посмотрит «Франциска» только на видео, но зато приходил на репетиции. На премьеру он не попал из-за отъезда.

- Чем планируете заняться в ближайшее время?

- Я поступаю в аспирантуру, а дальше – посмотрим.