Пресса

Очень, конечно, интересно, как в этом году будут пилить балетные «Маски». Раньше все было дико, поэтому весело. Большой театр отважно выдвигал местный самопал, Борис, допустим, Эйфман бодался с лицензионным Баланчиным Мариинского театра. Как на барахолке: тут вам отечественный производитель с начесом, тут турецкая кофточка с люрексом, а тут Gucci. Интрига была одна: что будет, если вывести белку против зайца, собаку против кошки, особенно когда тут же заявлен тигр. Бои были не то что без правил, а и без весовых категорий. Лично мою жизнь это делало легче. Можно было повизжать об отсутствии вкуса у жюри и художественных принципов у фестиваля в целом — и статья готова.

А сейчас это просто очень хороший, внятный фестиваль. И его спокойная выдержанность решительно препятствует встречным резким телодвижениям. Если честно, просто приятно за страну в целом. «Маска», как обычно, собрала танцующие ноги со всей России. Это срез, пробный забор воды, воздуха и почвы. Таковым и остался в этом году. Но, пожалуй, впервые этот срез говорит о ровном растекании довольно хорошего балета по всей поверхности. И даже о четких тенденциях. С одной стороны — высокобюджетные реконструкции русской классики (соперничающие в тщательности отделки, прочности двойных стежков, точности попадания в стиль и общей оркестровой сбалансированности). С другой — аккуратный одноактный casual (модный, но с носкостью на один-два сезона).

«Корсар» Большого театра идет против Мариинского «Пробуждения Флоры». На стороне «Флоры» — стилистически более ровная текстура и пунктуальность реставрации. На стороне «Корсара», конечно, масштаб (издавна почитаемый в России): уже и в XIX веке это был блокбастер. И уже в XIX веке балет из жизни пиратов смешил публику неуклюжей наивностью эмоций и спецэффектов. Его постоянно перестраивали, так что крикливая пестрота досталась нынешним авторам — Алексею Ратманскому и Юрию Бурлаке — по наследству. Это, конечно, не архивная работа (как у петербуржцев). Но кто в Москве сейчас соблюдает архивные кирпичи? В Москве сносят до голой земли и строят заново. И про старый «Корсар» Большого театра работы последнего советского зубра Константина Сергеева (с использованием наработок другого советского зубра — Петра Гусева) можно сказать одно: туда ему была и дорога. Константин Сергеев, как древесный жучок, попортил все русские тексты XIX века. Что в Ленинграде, что в Москве. После него Мариинка с трудом привела в чувство «Спящую красавицу». А Ратманский вот… Нет, это, конечно, не реставрация, а неоклассическая игра по заданию, работа по образцу. Но то, что «Корсар» стал выглядеть натуральнее и сочнее, — факт.

В голодном Петрограде 1920-х годов балетные критики писали про «Корсар», что он пахнет ананасом. В пайках тогда выдавали ржавую селедку. Поэтому я сравнению не поверила. Тем более в Мариинке «Корсар» как раз идет, выжатый Гусевым и Сергеевым, и больше похож на сморщенный лимон (несмотря на шикарное pas classique Петипа в последнем акте). А теперь в Москве увидела: точно — ананас.