Пресса

В Москву на "Золотую маску" Александринский театр привез пять спектаклей, самый интригующий из которых - постановка Андрея Могучего «Иваны». Публика увидела этот спектакль на сцене Центра имени Мейерхольда.


Александринка при художественном руководителе Валерии Фокине за считанные годы стала театром, который хочется всем ставить в пример. Именно так и поступила «Золотая маска», организовав показ последних премьер Александринского театра в Москву. Неважно, что прошлый сезон почти повсюду был плох, а нынешний еще хуже, как бы говорит публике «Золотая маска». Зато смотрите: есть еще театры в России, где не стыдно ни за одно название в афише. Из пяти привезенных спектаклей лишь два участвуют в нынешнем конкурсе «Золотой маски», и оба - с хорошими шансами на победу. Выяснилось, что постановка Андрея Могучего «Иваны» по гоголевской «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», открывшая московские гастроли Александринки, - это почти образец виртуозного владения пространством и зрителем.

Скептики сомневались: удастся ли вообще переместить сложную разомкнутую конструкцию, придуманную художником Александром Шишкиным, из зрительного зала Александринского театра на любую другую площадку? Но оказалось, что Центр имени Мейерхольда вполне способен стать иваноносным пространством. В зале, прямо посередке, торчит грубая конструкция, на скорую руку сбитая из неплотно прилегающего горбыля. То ли это конюшня, то ли тот самый гусиный хлев, что Иван Никифорович построил назло Ивану Ивановичу. Поначалу зрителю придется подсматривать за спектаклем сквозь расщелины между досками, но потом куб-трансформер распахнется сразу во все стороны света, и публика увидит целые миры, а также диковинный Миргород, населенный гусями и Иванами.

Ни один живой гусь во время спектакля, впрочем, не пострадал, поскольку они там отсутствуют. Вместо этого в Миргороде страдают глупые люди, похожие на гусей. Андрей Могучий загнал на верхотуру небольшой хор, в любую минуту готовый продекламировать какой-нибудь отрывок из Га-Га-Гоголя. Участники хора одеты во все черное, похожи на церковных служек, да и бубнят как пономари, но только после любой фразы добавляют не «аминь», а «га-га-га».

На роли Ивана Ивановича Перерепенко и Ивана Никифоровича Довгочхуна Могучий поставил двух корифеев Александринского театра, двух народных артистов - Николая Мартона и Виктора Смирнова. Оба входили в труппу еще во времена Ленинградского академического театра имени А.С. Пушкина, и, судя по всему, эта связь с советской театральной традицией оказалась для Могучего невероятно важна. «Иваны» - это прежде всего удивительный сплав, где рассудительная интонация чтецких выступлений из советского прошлого отлично уживается с сюрреалистической избыточностью.

Поссорившимся Иванам в спектакле Андрея Могучего снятся сны, напоминающие то ли о ранних фильмах Бунюэля, то ли о полотнах Дали. В этих тяжелых дремах Иван Иванович бродит будто лунатик по крыше и превращается не пойми в кого - может, в Тараса Бульбу, а может, и впрямь в Гусака, как его обидно окрестил Иван Никифорович. «Оборотись-ка, сынку», - требует он от загадочного карлика (Алексей Ингелевич), который тут же, согласно требованию Ивана Ивановича, оборачивается жареным гусем и, зажав яблоко во рту, охотно залезает к нему на блюдо: не угодно ли, батьку, отломить ножку? Здесь с высоты второго этажа рушатся на землю рояли, потревоженные громовым окликом Ивана Никифоровича, здесь бродят живые лошади и мертвые души, которые по утрам вместо «Союз нерушимый» декламируют «Куда несешься, Русь? Не дает ответа».

На свет божий Андрей Могучий извлечет всех гоголевских Иванов, включая даже того, что был погублен братом Петро в «Страшной мести», а потом до скончания времен скрежетал зубами, предвкушая, как отомстит злодею. В спектакле Андрея Могучего брат идет на брата, Тарас Бульба убивает собственного сына, а Иванович и Никифорович, превратившись в глупых гусаков, мечтают про страшную месть бывшему брату Ивану. автомобили ижевска И вот, наконец, вся вселенная превращается в один сплошной гусиный хлев. «Ваня, иди домой», - печально окликает их мать. Но они уже ничего не слышат. Га-га-га.