Пресса

31 марта 2015

Вечно тот же, вечно новый

Александр Матусевич | Интернет-портал Gazetaigraem.ru

Традиционно поставленный оперный спектакль – хотя бы в целом в соответствии с замыслом автора партитуры, без переноса в другую эпоху или в другую галактику – сегодня все реже можно встретить в репертуаре наших театров. Еще реже такой спектакль имеет шанс попасть в конкурсную афишу всероссийского театрального фестиваля «Золотая маска» – там в гораздо большей степени в фаворитах ходят нетрадиционные, эпатажные прочтения классики. Тем удивительней, когда исключения все же случаются. Таким подарком изрядно измученным режиссерскими экспериментами столичным меломанам стал «Евгений Онегин» Астраханского театра оперы и балета – одного из самых молодых музыкальных театров нашей страны. Прошлый его визит на «Маску» с «Пиковой дамой» был куда больше в стилистике фестиваля – тогда режиссер Константин Балакин и художник Елена Вершинина «вписали» великую оперу в контекст полотен Рене Магритта, вызвав таким творческим актом самые противоречивые отклики. На этот раз те же постановщики задались целью оказаться максимально близко к Пушкину и Чайковскому – настолько близко, что великие люди появляются у них в спектакле буквально: поэт отплясывает с крестьянами «Уж как по мосту-мосточку», композитор наблюдает за ларинским балом через оконце помещичьего дома. А кроме них на петербургском балу сам Карл Брюллов демонстрирует великосветской публике роскошный портрет «той самой Татьяны» собственной работы.

Но кроме этих фантазийных ходов, легко вписывающихся в антураж «лирических сцен» Чайковского, спектакль поражает уже давно забытым реализмом, вниманием к деталям, строгим следованием «и букве, и духу» одного из самых знаковых произведений русской оперной литературы. Вы словно садитесь в машину времени и оказываетесь в вашем безмятежном детстве, когда на сценах наших театров «Онегина» принято было ставить вот так – красиво и всерьез, когда режиссеры старались копать вглубь, исследовать человеческую душу, развивая всегда сильную в России традицию психологического театра, а не скользить по поверхности, стремясь заменить один нафталин (старомодный и надоевший всем вампучный псевдореализм) другим, якобы более современным (переодевая героев в немыслимые костюмы, провоцируя на фальшивые действия и фальшивые эмоции и т.п.). У Балакина очевидна тонкая работа с актером, обоснованность каждого шага, каждого штриха, естественная мотивация поступков – почерпнутая в поэзии Пушкина и музыке Чайковского, а не приснившаяся постановщику намедни. Искренний восторг вызывают декорации – величественные и фундаментальные, дотошно подробные, но одновременно эстетичные, пленяющие гармонией цветовых сочетаний и лирических перспектив. Практически ни в одной картине не возникает ощущения тяжеловесности, излишнего буквализма – Вершининой при всей визуальной роскоши удалось соблюсти меру, и оттого так трогательны речки и перелески на ее задниках, выполненные на прозрачном пластике, – технология позволяет сделать краски живыми, трепетными, но одновременно как бы и поблескивающими стариной, не давая забыть о «делах давно минувших дней», о высокой фантазии, коей спектакль напоен. Костюмы соответствуют пушкинской эпохе, Татьяна – в малиновом берете: спектакль полон необыкновенного очарования давно забытых в нашем оперном театре ощущений. Пожалуй, лишь в финале его создатели слегка отступили от либретто, позволив состояться окончательному объяснению главных героев не в доме Греминых, а на набережной величественной Невы.

К особенностям гастрольного проката, демонстрации спектакля в непривычных условиях, на новой для него сцене (в Театре Станиславского и Немировича-Данченко), наверное, стоит отнести те моменты, что не слишком понравились, – мучительно долгие смены декораций и несколько анемичное, бледноватое звучание оркестра. Зато на этом экономном фоне все солисты были поданы маэстро Валерием Ворониным особенно выигрышно. Золотое сопрано Елены Разгуляевой (Татьяна), обладательницы исключительного по красоте «милашкинского» тембра, буквально царило в зале. Грациозностью отличался вокал Алексея Богданчикова (Онегин), а пение Андрея Валентия (Гремин), как и подобает, было величественно и мужественно. Переквалифицировавшийся из баритона в тенора Александр Малышко (Ленский) иногда вокализировал слишком напряженно, хотя в целом его пение было выразительным и образным. Наталья Воробьева (Ольга) порадовала теплым, сочным тембром и игривым сценическим рисунком. В целом весь ансамбль солистов был гармоничен и качественен, соответствуя впечатляющей красоте сценического оформления. Очень вырос хор Астраханской оперы (хормейстер Галина Дунчева) – хотя «Онегин» не самая показательная в этом плане опера, тем не менее яркость и стройность звучания хорового коллектива дополняло общее позитивное впечатление.

Астраханцы показали, что им по плечу разная театральная эстетика. А оказаться состоятельными в спектакле традиционном – эта сверхзадача будет, пожалуй, посложнее многих и многих цирковых трюков, что наводнили сегодня оперный театр.

оригинальный адрес статьи