Пресса

Тимофей Кулябин в спектакле «Kill» разыграл пьесу Шиллера пред оком Господа

Фестиваль «Золотая маска» заканчивается завтра, в субботу, 18 апреля. Программа драматического театра финишировала двумя яркими названиями. Удивили «Три сестры» Юрия Бутусова (петербургский Театр имени Ленсовета) – точнее, удивило первое действие. Последние три акта из четырех поставил известный нам Юрий Бутусов – любитель аттракционов, эффектных, почти цирковых номеров и популярной музыки. Первый акт поставил какой-то другой Бутусов. Вот как выглядят именины Ирины Прозоровой. Все четыре героини – три сестры плюс Наташа, няни здесь вообще не будет – сидят на стульях в статичной фронтальной мизансцене. Позади – кирпичная стенка и вешалка с одеждой. Мужчины – примерно одного возраста, что не соответствует пьесе, – долго примеряют разные пиджаки и брюки, пока не найдут образ, который останется с ними до конца спектакля: доктор Чебутыкин наденет седую бороду, Андрей – накладной живот, Соленый натянет на руки ярко-красные перчатки. Теперь, возможно, впору ждать от Бутусова монотонных, минималистичных спектаклей с менее эффектными, но более тонкими решениями – в конце концов, однажды такая перемена уже произошла с литовским режиссером Оскарасом Коршуновасом.

По понятным причинам все ждали спектакль Kill Тимофея Кулябина (новосибирский театр «Красный факел»), лауреата прошлогодней «Маски» (специальная премия жюри за «Онегина») – ведь это он поставил возмутившего митрополита «Тангейзера». Оперная постановка про режиссера, снимающего фильм о Христе, в биографии Кулябина появилась не просто так: пожалуй, никто в нашем театре не работает с темой религии так же последовательно.

Отсылка к образу Иисуса есть и в спектакле, номинированном в этом году на «Золотую маску», – я нарочно употребляю слово «отсылка», ибо снятое на камеру мужское лицо с колючим растением на лбу не является объектом религиозного почитания. Человек, похожий на Христа, наблюдает за героями с большого экрана, но никогда не реагирует на происходящее: в это лицо можно всматриваться бесконечно, пытаясь угадать в нем осуждение или сострадание, – оно гипнотизирует, и это одна из главных удач в спектакле. «Kill» на слух – аббревиатура от «Коварство и любовь»: в мещанской драме Фридриха Шиллера героиней движет побуждение, в наше время настолько немыслимое, что Кулябин посвятил этой загадке целый спектакль. Итак, под угрозой суда над отцом дочь музыканта Луизу заставляют написать любовное письмо кому-то чужому, чтобы разлучить ее с сыном президента – но что же мешает ей раскрыть молодому человеку этот заговор, когда отца освобождают? Дело в том, что шантажист потребовал от нее поклясться перед Богом, будто бы письмо написано добровольно, а это серьезно. То есть несерьезно для большинства из нас, но серьезно для того, кто денно и нощно чувствует на себе взыскательный взгляд Бога. Луиза дает эту клятву ради отца, зная, что не сможет оправдать себя перед любимым, эта жертва приближает ее к тому, перед кем она клянется.

Опытному зрителю режиссер как будто предлагает игру «угадай цитату». Изображение на заднем плане Христа, не сводящего с героев взгляда, немедленно вызывает в памяти скандальный спектакль Ромео Кастеллуччи «О концепции Лика Сына Божьего». Дерзкая архитектура театрального павильона и стилизованные кресты на стенах напоминают сценографию гениального художника Олафа Альтманна к нескольким постановкам Михаэля Тальхаймера. Президент фон Вальтер появляется на сцене с живой немецкой овчаркой не только для того, чтобы мы почувствовали исходящую от него опасность и желание доминировать, это еще и оммаж Томасу Остермайеру: в его спектакле «Враг народа» ту же породу предпочитает властный фабрикант Мортен Хиль. Отечественный театр тоже не оставлен без внимания: музыкальный номер во втором акте как будто срежиссирован Константином Богомоловым. Привожу эти примеры не с тем, чтобы уличить режиссера во вторичности его спектакля (эту претензию в разное время предъявляли Кириллу Серебренникову, Константину Богомолову, Дмитрию Волкострелову – короче, всем, кто сегодня может представлять Россию на мировой сцене). В отсылках к актуальной режиссуре можно увидеть декларацию намерений: мол, я, молодой режиссер, в не совсем далеком прошлом студент ГИТИСа, своей «школой» считаю, говоря условно, программу фестиваля NET.