Пресса

Эхо и резонанс

После финальной церемонии фестиваля “Золотая Маска” прошло уже немало времени. Споры вокруг результатов, традиционно горячие, постепенно утихают. Газеты уже успели написать, что ряд наград дали не тем и не за то. Отдельные члены жюри объяснили, что во всем виноваты эксперты, отобравшие не то и не туда. Словом, все, как всегда.

Присоединяться к этому конструктивному диалогу и объяснять, какими мыслями и чувствами руководствовался, работая в экспертном совете музыкального театра, не хочется. Нет желания разменивать те удовольствие и радость, что принесла “Маска” в этом году. Давайте просто вспомним о них, а мораль, глядишь, к финалу откуда-нибудь появится.

Одна из примет нынешнего фестиваля – присутствие ярких авторских работ в балете. Да, их оказалось всего две: екатеринбургская “Цветоделика” и московское “Укрощение строптивой”. Но как раз эти две ласточки сделали московскую весну в этом году. Большой театр угадал с приглашением Жана-Кристофа Майо. Французский хореограф поставил на музыку Шостаковича серию этюдов о странностях любви. Взяв за основу сюжет комедии Шекспира, он сосредоточил свое внимание на любовной игре, которую ведут Петруччо и Катарина. Владислав Лантратов и Екатерина Крысанова получили роли, о которых можно только мечтать. И если всегда броская, склонная к гротеску Крысанова изначально казалась созданной для партии Катарины, то превращение ее партнера из прекрасно сложенного манекена в живого и обаятельного юношу стало приятным сюрпризом. Да и вся труппа Большого театра предстала в “Укрощении строптивой” бодрой и посвежевшей.

Столь же азартной выглядит сейчас балетная труппа Екатеринбургского театра оперы и балета. Творческий подъем, связанный с приходом Вячеслава Самодурова, продолжается. И, кажется, хореограф растет вместе со своими артистами. Его новая “Цветоделика” – это балет о балете. Посвящение танцу, но не только. Еще и музыке, свету, цвету. Свой театр Самодуров ищет в синтезе искусств, и в этом залог его современности.

Вся остальная балетная афиша – это переносы уже существующих зарубежных постановок, от хрестоматийных “Симфонии в трех движениях” Джорджа Баланчина и “Дамы с камелиями” Джона Ноймайера до почти новой “Инфры” Уэйна МакГрегора. Почти новой, но все же не совсем. Наш балет в основном продолжает работать “вторым экраном”, повторяя как эхо некогда новые слова. Наверное, не выучив их, действительно, трудно идти дальше. И предложение жестко ограничить рамки “Маски” только спектаклями, поставленными здесь и сейчас, пока выглядит утопично. Но как же приятно наконец увидеть плоды, выросшие на своем участке. Они могут быть весьма экзотическими, как поставленный Анной Абалихиной на новой сцене Александринского театра “Экспонат/Пробуждение”. Часовой пластический перформанс, посвященный взаимодействию тела артиста и окружающей его студенистой “первоосновы”, был признан лучшим спектаклем современного танца. Это решение жюри расширяет границы подуставшего от своей замкнутости жанра в сторону “физического театра” и, глядишь, даст ему новое дыхание.

Разговоры о театральном импортозамещении время от времени возникают не только в балете. Вот и на этот раз сразу после объявления шорт-листа номинантов “Золотой Маски” прозвучало предложение удалить из конкурса лицензионные западные мюзиклы. У этой идеи есть серьезные резоны, но есть и контрдоводы. Один из них как раз предъявил завершившийся фестиваль. Представьте себе, что в его афише не было бы “Чаплина” в постановке Санкт-Петербургского театра музыкальной комедии. Стало бы от этого лучше остальным обитателям проблемной территории, объединяющей оперетту и мюзикл? Не уверен. Напротив, из контекста “Золотой Маски” был бы удален важный ориентир. Ведь главные достоинства “Чаплина” вовсе не в том, что у него большой бюджет. Денежного потока, проливающегося с колосников на сцену, не заметно. Нехитрые декорации и световые проекции не выглядят чем-то сногсшибательным. Секрет успеха совсем в ином – в интонации рассказа и личности рассказчика.


“Чаплин” состоит из двух частей. Одна повествует о превращении молодого артиста в звезду Голливуда, о триумфальном успехе маленького бродяги. Другая – о его расхождении с официальным мейнстримом и, в итоге, уходе из кино. И вторая часть истории не менее важна, чем первая. Помню, как нестерпимо скучно было смотреть последнюю серию итальянского фильма о жизни Джузеппе Верди, состоящую из монотонного чередования планов вдохновенно пишущего композитора и его триумфальных появлений на премьерах. Рассказать о том, что происходит после яркого взлета и творческого горения, не так-то просто. Авторам “Чаплина” это удалось. Стареющий Чарли оказался не менее, а то и более интересен, чем молодой. Его жизнь, без оглядки прожитая на сцене Евгением Зайцевым, завершилась красивой финальной точкой.

Столь же абсолютным победителем в оперных номинациях стала пермская “Королева индейцев”. И с этим как раз мало кто спорил. Хотя ревнителей “классического театра” (пишем в кавычках, поскольку такового не существует) должна была возмутить та вольность, с которой постановщики обращаются с авторским текстом. Мало того, что заменяют подлинную пьесу XVII века современным текстом, так еще и музыкальные номера по своему усмотрению добавляют. Режиссер Питер Селларс, проделавший этот эксперимент, как раз понимал всю сложность своего замысла и на всякий случай перед тем, как приняться за работу, подстелил соломки, напомнив, что “Королеву индейцев” композитор Генри Перселл не дописал до конца и, следовательно, оставил открытыми самые разнообразные возможности интерпретации. Этих слов можно было бы и не говорить, поскольку право на самые смелые режиссерские решения принадлежит к числу неотъемлемых свойств театра. Поддерживая разговоры о том, что тот или иной спектакль недостаточно уважителен по отношению к первоисточнику, мы в первую очередь поддерживаем право публики быть дремучей и невежественной, и лишь вскользь говорим о сути дела. Это право на театральный фастфуд уже подкреплено юридически, поскольку театр признан сферой услуг (прочтите надпись на театральном билете, где указана “стоимость услуги”). Не попасть на оскорбляющий твои чувства спектакль довольно просто – достаточно проявить элементарную любознательность и найти на просторах интернета отзывы людей, близких тебе по духу. Представлять идеального зрителя существом с девственно чистым сознанием и способного черпать из театра лишь прописные истины, смешно.

Впрочем, вернемся к “Королеве индейцев”. Хотя “ЭС” уже дважды подробно писала о постановке Пермского театра оперы и балета (спецвыпуск 1, 2014; № 2, 2015), хочется сказать еще раз: это спектакль родился благодаря счастливому стечению звезд. Теодор Курентзис получил в свои руки идеально подходящий ему музыкальный материал. Упоение каждым звуком, даже каждым оттенком звука, возносит музыку Перселла на головокружительную высоту, где нас встречают небесные голоса хора. Прозаические фрагменты каждый раз сбрасывают нас с небес на землю, и эти постоянные взлеты и падения заставляют резонировать наши души.

Этот драгоценный резонанс, рождающийся в сотворчестве дирижера, режиссера, художника, артистов и зрителей – лучшее, что может быть в театре. Он возникает не так уж редко, пусть и не в таком концентрированном виде. Показанные в драматическом конкурсе якутские “Удаганки” (режиссерский дебют Степаниды Борисовой в театре “Олонхо”) вводят в транс необычной распевной манерой произнесения текста и пластическими ритмами. Получивший приз в номинации “Эксперимент” обаятельный и умный спектакль “Петр и Феврония Муромские” (театр “Практика”, режиссер Светлана Землякова) венчается вокальным распевом, сочиненным композитором Александром Маноцковым и виртуозно исполненным драматическими (!) артистами. Оба спектакля ведут рассказ о встрече земного и небесного, и даже если их лишить слов, музыка способна привести нас на место этой встречи.