Пресса

«Волшебная флейта» – объединение кланов

Об уникальном подвижническом образовательном проекте «Институт театра» я узнал после концерта «Час Моцарта» в КЗ ММДМ, на котором студенты АХИ исполняли произведения композитора. Авторы идеи — режиссер Наталия Анастасьева-Лайнер, дирижер Илья Вашерук и драматург Екатерина Поспелова — собрали группу детей из средних классов общеобразовательных школ. Цель — научить детей не только слушать, но и понимать оперу. При простой формулировке задача сложна — вот уж точно — не по-детски. Тем более, в качестве итоговой работы, участниками которой дети стали наряду с солистами — студентами АХИ им. В. С. Попова, стала постановка «Волшебной флейты». Оперы, в которой видимых и подводных камней достаточно, чтобы озадачить и посадить в лужу сколь угодно опытный коллектив маститых профессионалов. Да еще постановщики взялись за самый сложный вариант: не сюсюкать, не заигрывать — с одной стороны, а с другой — не пытаться учить методом выбрасывания из лодки, усадив детей один на один с трехчасовым немецкоязычным зингшпилем. Следование в таком узком и зыбком фарватере потребовало некоторое количество дополнительных энергичных движений.

Концепция произведения, которое лишь далекие от оперы люди полагают детским, приведена в удобоваримый вид — возможно, самый доступный из всех, что мне доводилось наблюдать. Герои поделены на кланы, представленные четырьмя порталами разных цветов: Мрак, Подвиг, Любовь, Свет. Герой Тамино (Подвиг) отправляется на поиски Памины (Любовь), но околдованный Царицей ночи (Мрак) он используется ей для борьбы с Зарастро (Свет). Рождение Мечты — нарядного воздушного шара — происходит на глазах зрителей. Воздушный шар раскрашен в цвета всех кланов Есть даже хронологическая привязка: ведущий рассказывает, что такие шары — изобретение братьев Монгольфье, современников Моцарта. Так, уже на этапе сборов Тамино и Папагено в дорогу, на сцене воплощается главная мысль: осуществить мечту можно только сообща. Посланцы мечты — мальчики-гении, помогающие героям разобраться в себе. В финале кланы объединяются, а эмоциональная точка спектакля — трогательное примирение Зарастро с Царицей ночи, по закону сказочного финала составляющих третью свадебную пару.


Диалоги написаны по-русски, современным языком, но с сохранением отношений героев и канвы событий. Для разъяснения сюжетных ходов, которые все-таки могут оказаться неочевидными для детей, в спектакль введен рассказчик. Центральным персонажем стал Папагено — самый земной из героев оперы, напоминающий заводилу в детской компании. Хвастливый, хулиганистый, но искренний, добрый, умеющий говорить о важном понятными детям словами и обладающий достаточной внутренней силой, чтобы увлечь за собой все действие.


Если «Волшебная флейта» в чем-то и благоволит учебному процессу — так это в постижении языка символов. Здесь тоже игра по-честному. Кто в детстве не придумывал тайны? Наверное, у каждого в школьные годы была своя Швамбрания. А значит, нет смысла тщательно обходить тот факт, что авторы музыки и либретто были членами тайного общества — с развитой системой обрядов. Тогда на уровне детского понимания становится доступным посвящение и проверка Тамино. Надо было видеть лица детей в драматический момент встречи Тамино и Памины во время испытания — зал был переполнен сочувствием и переживанием!

Вообще дети были не только участниками постановки, но и главными зрителями (и слушателями). Причем, всех возрастов! Не припомню, чтобы в фойе Новой Оперы стояли детские коляски. Мне доводится бывать на дневных оперных спектаклях, считающихся «детскими», и общий их недостаток — «бытовой» шум в зале — дети спрашивают то, что недопоняли, взрослые — объясняют. Возможно, дело в резкой границе между детьми в зале и взрослыми на сцене. На этой «Волшебной флейте» границы не было физически — в оркестровой яме располагался не только камерный оркестр, но и часть зрителей. Край сцены скрадывался — на нем сидели участники спектакля. В результате шум в зале стал функциональной частью действия на сцене — дети выражали эмоции тогда, когда это требовалось и замирали в моменты, требующие внимания. В зале приветствовалось фотографирование (без вспышки) и подпевание (русские тексты рефренов с указанием мест вступления были заранее опубликованы в сети).

Два жреца, хранителя традиций, стали антигероями, на протяжении всего действия пытавшимися задушить прекрасные порывы участников спектакля. Они безапелляционно вклинивались в происходящее, требуя, чтобы все было согласно инструкции, без опасных экспериментов и с соблюдением техники безопасности. Милая сатира на ревнителей классического оперного стиля, к которым, к слову, относится и автор этих строк. Как стороннику умеренности режиссерских фантазий, выше всего в опере ставящего волю музыки и композитора, мне приятно, что край сцены в спектакле был отмечен «тревожной» полосатой лентой — символ того, что без традиций (своего рода «техники безопасности») все-таки нельзя. А как лояльного к экспериментам слушателя меня порадовало, что волшебство оперы растопило черствые сердца чиновников, и к концу спектакля они, забыв об инструкциях и параграфах, вовсю переживали за героев.


Исполнители — студенты Академии хорового искусства им. В. С. Попова — были уже знакомы мне по концерту «Час Моцарта», где они исполняли фрагменты партий из «Волшебной флейты». По-настоящему главным героем — «весь вечер на арене» — стал Иван Рак, спевший и сыгравший Папагено, наделенного отчетливой харизмой. Теплым, лучистым голосом исполнила партию Памины Екатерина Ростова — яркая, эмоциональная и безупречно органичная на сцене. Ирина Хрулёва достойно представила импозантный образ Царицы ночи. Настоящим праздником для ценителей оперных голосов стало исполнение Зарастро молодым басом Александром Безруковым.


Неизбывная оперная проблема «где найти тенора?» была удачно решена приглашением Томаса Баума, поющего Тамино на Малой сцене Московского академического музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. В результате слушатели получили Тамино, у которого весьма сложная партия уверенно впета. Не впервые участвуя в студенческих спектаклях Томас Баум на сцене становится своего рода камертоном профессионализма, помогающим выдерживать уровень — так было, например, и с недавней премьерой «Тайного брака» в МАМТ.

Вспоминаю как в Камерном театре имени Б. А. Покровского за пару часов до студенческого спектакля «Легкое дыхание» Наталии Анастасьевой-Лайнер, по стечению обстоятельств мне довелось побывать в пультовой театра. Взглянув на мониторы, микшер с лампочками и выглянув в окошко, откуда, как на ладони, была видна сцена с уже расставленными декорациями, я позволил заметить, что вот оно, рабочее место помрежа. На что сотрудники театра ответили, что сегодня у них режиссер, который очень ответственно и скрупулезно относится ко всем деталям, поэтому сам будет рулить спектаклем. Стоит ли удивляться, что «центр управления» этой «Волшебной флейтой» был перенесен на сцену, и что в спектакле роли режиссера и рассказчика-ведущего были совмещены? Подобно тому, как солисты и музыканты подчиняются дирижеру, занятые в спектакле дети подчинялись режиссеру, «играющему тренеру», — иллюстрируя действие символами и слаженно формируя мизансцены. Остается добавить, что помимо непосредственного участия в действии, дети из класса «Института театра» своими руками создали все декорации к спектаклю.


Вопреки мнению скептиков, считающих оперу априори не детским форматом, спектакль, длившийся более двух часов, не стал испытанием для маленьких зрителей. Свойственные классицизму 20-минутные финалы каждого действия представляют испытание и для взрослых, но здесь дети в зале были явно разочарованы тем, что все так быстро закончилось — я слышал, как после второго действия девочка лет десяти не хотела уходить, настойчиво повторяя родителям, что после перерыва «будет еще».

Важную роль сыграло устранение еще одного барьера — языкового. Партии частично исполнялись на немецком языке, но часть номеров (с подачи все того же заводилы-Папагено) и, как упомянуто выше, все диалоги — звучали по-русски. А в какой-то момент различие языков исчезло — подобно тому, как под контрастным душем человек перестает чувствовать разницу между ледяной и горячей водой. Музыка и герои будто заговорили на особом универсальном языке оперы, не требующем перевода и разъяснений. Появление этой ауры оперного языка — наверное, главная победа постановщиков и участников спектакля.