Пресса

Переполненный зал «Новой оперы» в Москве показал, сколь высок интерес публики к современному танцу - «Балету Евгения Панфилова" (Пермь) и театру «Провинциальные танцы» (Екатеринбург).
Выдвинутый на «Золотую маску» в номинации «лучший спектакль современного танца» балет Ицика Галили «То, что я никому не сказал» - неожиданный и очень удачный ход театра «Балет Евгения Панфилова», который после смерти своего создателя сохранял преимущественно его репертуар. Израильтянин Галили работает в Голландии. А поскольку в той стране на каждом хореографе стоит клеймо главного авторитета нидерландского танца Иржи Килиана (приблизительно как в России почти на каждом - клеймо если не Петипа, так Григоровича), то и в спектакле Галили 1998 года тоже много килиановского. Графичность, чувствительность, светопись на утопающих в полумраке телах, и даже мужские и женские корсеты на голое тело, которые вкупе с Моцартом отсылают к килиановскому шедевру «Маленькая смерть».

Но это не значит, что «маленький Килиан» Галили не оригинален. Просто, увы, не все в его манере «село» на панфиловцев так же хорошо, как корсеты. Что касается акробатики, то здесь проблем не было. А вот болтающиеся кисти, обезьянья походка, пластилиновые бедра и резиновый корпус - все, что относится к расслабленной телесной культуре contemporary dance, далось значительно тяжелее. Это, конечно, не страшно. Важен был сам выбор, показавший, что у осиротевшей труппы есть репертуарные перспективы. Эксперты так впечатлились подвигом панфиловцев, что даже выдвинули одну из танцовщиц, Марию Тихонову, на "Золотую маску" в номинации «лучшая женская роль». Роли, конечно, никакой, в сущности, не было, но справилась Тихонова с задумчивым финальным соло неплохо.

Возглавляющая театр "Провинциальные танцы" Татьяна Баганова, как выяснилось, тоже совершила прорыв. Спектакль с тяжелым названием «После вовлеченности. Диптих. Часть 2» - уже не прежние багановские сказки в причудливых декорациях и костюмах. Это полотно. Танцовщиков задействовано около 10, а кажется, что 100. Так экспрессивно под ноющую виолончель и деформированные цыганско-еврейские мотивы нарезают артисты на сцене какую-то жесткую кадриль.

Столь истово, без шалостей и шуточек, в багановских спектаклях не танцевали почти никогда. Мужчины в галифе да суровые женщины-вдовы в черных платьях и носках с подтяжками - живые и мертвые одновременно. Как будто вырвались на сцену из какого-то голливудского хоррора. Рвутся к живым, а достучаться не могут. Мужчины на корточках, повернув голову в зал, супят брови и разевают рот в крике. Женщины кулачками трут землю и выдувают, танцуя, воздушные шарики - между прочим, успевая справиться и с дыханием. Особенно «чужими» персонажи выглядят, танцуя на фоне кроваво-красной стены.

Стена здесь - не декорация, а препятствие. В нее влипают всем телом, и ее же используют как дополнительную сценическую площадку. Вдоль нее шествуют, кажется, прокаженные с колокольчиками, а это просто ложечками мешают чай в кружках. В багановской оптике каждый образ содержит что-то очень древнее, ритуальное. Гениальна сцена с мукой. Ее просеивают танцовщикам на головы через сито, и каждое их движение порождает облака мучной пыли. Заканчивается спектакль бурной пляской пятящихся в кулису героев. Пришли, ушли, не было нас. Такому и Пина Бауш могла бы позавидовать.

Метафоры Багановой узнаваемы. Все эти невесты, ангелы (здесь - пухлая девушка с крыльями внутри надувного шара, который - потряси - посыплет ангела снегом). И все же это другая Баганова. С другим, может, даже мировоззрением. Она трагичнее, мудрее, и в ней не осталось ничего от ее обаятельной вычурности. В молитвенной танцсимфонии, которую она сочинила, можно найти, конечно, и повторы, и лишние слова, и неоправданные телодвижения. Но все это не имеет значения. Может, это первый спектакль, преодолевший инфантильность российского contemporary dance. И не наградить его как лучший будет большой оплошностью со стороны жюри.