Пресса

«Онегин» в Таллинне: «Скучно жить, мой Евгений...»

Театральный фестиваль «Золотая маска в Эстонии» привез спектакль «Онегин» Новосибирского театра «Красный факел». Имя «Евгений» из названия убрано. Но мы его вернем с помощью другого гения.

Скучно жить, мой Евгений.


Куда ни странствуй,


всюду жестокость и тупость


воскликнут: «Здравствуй,


вот и мы!» Лень загонять


в стихи их.


Как сказано у поэта,


«на всех стихиях...»


Далеко же видел,


сидя в родных болотах!


От себя добавлю:


на всех широтах.

Это Бродский добавляет от себя к Пушкину. А у Пушкина так:


Не славь его. В наш гнусный век


Седой Нептун земли союзник.


На всех стихиях человек –


Тиран, предатель или узник.

Пушкин, сидя в своих болотах, видел так далеко, что дотянулся до режиссера Тимофея Кулябина, который вычленил из романа очень важную вещь – именно скуку, сплин, хандру, которые добивают, в конце концов, всякого думающего человека, – тирана, узника, предателя. О, конечно, есть еще моменты вдохновения, когда счастье затмевает скуку: поэтому все актеры «Красного факела» бегают по сцене с мелом в руках (такие большие овальные куски мела, а карманы набиты меловой пылью) и пишут, пишут на стенах – вроде граффити, но сквозь каракули и силуэты проступают пушкинские бессмертные слова.

Тимофей Кулябин совершенно не скрывает, что ставит пушкинский текст, когда уже написаны, например, романы Достоевского, рассказы Зощенко, сложилась история Голливуда, то есть для него роман Пушкина со всех сторон обложен последователями, продолжателями, открытиями из параллельных художественных миров. Ну, скажем, Татьяна Ларина (Дарья Емельянова) – совершенная юродивая то ли из «Бесов», то ли из «Братьев Карамазовых». Сутулая, глядящая косо исподлобья, в огромных уродливых сандалиях, и улыбается полубезумно, не понимая, что Онегин ей отказывает, гонит ее. Онегин, и правда, не Ставрогин же, чтобы для смеха жениться на ней. Вот и объяснение, почему он не прельстился деревенской странной девочкой, но заметил, запомнил. Приберег для Федора Михайловича.

А Ольга Ларина (Валерия Кручинина) в детстве насмотрелась фильмов с Мэрилин Монро или рекламных роликов, где дива чуть придерживает платье, вздернутое ветром. И хоть сама Ольга шатенка, но жест Мэрилин повторяет беспрестанно, а для этого окружающие все время обдувают ее большим вентилятором. В Америке до сих пор есть кафе и забегаловки, где за одним из столиков сидит картонная Мэрилин. Может быть, Ольга Ларина заметила ее, съездив в Штаты.

Стол, стулья и любовь


Декорация – стол и стулья. Через них все время прыгают, перелетают, их опрокидывают, ну, вы знаете, много раз видели... За столом сидят. Когда Татьяна пишет письмо Онегину, стол наклоняется, она сползает с него, она взбирается по нему, она седлает его. Так примерно пишет письмо Татьяна Ларина и в спектакле «Евгений Онегин» Римаса Туминаса в Театре имени Вахтангова, только там она, лежа на кровати, свешивается вниз, лист бумаги у нее на полу, но обоим режиссерам важно было показать душевные корчи и мучения физически наглядно, что замечательно и получилось.


У Пушкина все действующие лица пишут гениальные стихи. Кроме Онегина, который не может отличить ямба от хорея. Правда, потом он все-таки написал письмо Татьяне, управился, но это уже в финале почти, движимый несчастной любовью. И хотя автор ругает сочинения Ленского, но якобы плохие его стихи у Пушкина тоже вышли гениальными. Пушкин не умел писать плохо, для него стихи были естественным способом дыхания, и ему хотелось, чтобы все вокруг дышало стихами, а сюжет – что сюжет? Дело совершенно необязательное при гениальных-то стихах. Да и какой сюжет в «Евгении Онегине» – всё больше про ножки да про ножки.


Тимофей Кулябин сразу всех героев делает производными стихов Пушкина, у них почти что и нет самостоятельных реплик, разговора: за кадром за них спокойно, с глубокой грустью (как над гробом) читает текст Игорь Белозёров. Это отдельный радиоспектакль. Можно заслушаться, забыться, еще раз изумиться прелести пушкинского слога.


Но когда актерам все-таки доверяется какая-то строфа, Ленский (Сергей Богомолов) показывает, что читает он стихи выспренно, надрывно, в безумии бездарного вдохновения; смех в зале. А Онегин (Павел Поляков), напротив, читает бытово, как прозу, сбивает ритм даже, ломает строчку, но иногда загорается – и вместе с Ленским, схватив мел, что-то радостное записывает, записывает на стене, оба они на стены взбегают, мел осыпается, рифмы сами приходят и ведут за собой сестер. Хороша стихия стиха.


Но только загорится Онегин, как сразу остывает: скучно, скучно, скучно! Юродивая надоела, Ленский все-таки восторженный идиот, Ольга картонная. Пошел в гости, стал танцевать с Ольгой, поставил ее на стол, да и забыл там, а ей никак не слезть самой на огромных каблуках: спустит одну ногу – не достать до пола, спустит вторую – опять не дотягивается. Ну и застрелил Онегин Ленского на дуэли. От скуки. И еще записал на камеру признание в прозе, мол, невыносимо все-таки торчать полгода в деревне, да еще странная девица со смешным письмом, да еще поэтик с дрянными стихами – пришлось застрелить его...

Дамы заменяют кавалеров


Сигареты, компьютер, граммофон – никого не удивишь смешением эпох. Но есть в спектакле одна удивительно интересная и даже поразительная сцена. Татьяна привезена в Москву, поставлена под взгляды столичной публики, она снимает с себя деревенский сарафан, убогие сандалии, остается в бедном скромном бежевеньком белье, и тут ей начинают подавать другую одежду. И мы невольно вспоминаем начало спектакля, когда одевали Онегина: эту-то одежду (очень похожую) и подают Татьяне. Белоснежная рубашка, черные элегантные брюки, сюртук, ботиночки на каблуках (ну, каблучки, конечно, не от Онегина, такой темы нет). И вот перед нами ухоженная, холодная, красивая бизнес-леди. Является Онегин. А его место занято, на его стуле сидит Татьяна, теперь она вместо него будет скучать, скучать, скучать, ездить на балы, губить приятелей или приятельниц, предавать, будет узницей ритуала, условностей, порядка. То-то Онегин и стоит, как громом пораженный.


На этом заканчивается «Онегин» «Красного факела», ответив очень доказательно на две загадки романа. Почему Онегин сразу же не полюбил Татьяну? Почему, увидев ее в свете, стал ее добиваться? Сначала не хотел обижать юродивую, потом увидел, что она стала его двойником, заняла его место и как бы вычеркнула его из жизни, куда он положил непременно вернуться.


Очень жаль, что спектакль не рекомендован подросткам до 18 лет. Наверное, из-за сцены, симулирующей – вполне невинно и комично – занятие сексом; эта сцена повторяется несколько раз, символизируя один из аспектов скучных повторений в жизни скучающего Онегина. Как несколько раз повторенный обряд одевания, завтрака и бала, где каждый партнер прижимает к себе только воздух, а не человека. Именно этот «бальный» обычай не замечать рядом живого человека и осваивает в Москве прежде всего Татьяна, входя в роль Онегина.


Может быть, еще и потому не рекомендован спектакль подросткам, что Онегина нам раздевают несколько раз до трусов. Тут, конечно, есть некоторая странность: почему, собственно, у состоятельного Онегина, которому только за завтраком прислуживают четверо, трусы непременно должны быть старенькими и заношенными? Признаться, эту метафору я не смогла прочесть, «не догнала»...


А я бы как раз подросткам и рекомендовала это представление, чтобы вместо привычной скуки школьных разборов «энциклопедии русской жизни» они встретились с дерзким и веселым детищем новосибирского театра.