Пресса

Номинации не шутят

В Москве в рамках фестиваля "Золотая маска" петербургский Большой драматический театр (БДТ) имени Товстоногова показал три спектакля прошлого сезона — "Пьяные" в постановке худрука театра Андрея Могучего, "Zholdak Dreams" Андрия Жолдака и "Человек" словенского режиссера Томи Янежича. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.



Воспользовавшись благосклонностью экспертного совета "Золотой маски" (три спектакля одного драматического театра, выдвинутые на премию,— решение исключительное), БДТ имени Товстоногова провел в Москве что-то вроде, как говорили в прежние времена, "отчетных гастролей". И хотя речь в афише фестиваля идет об итогах лишь прошлого сезона, спектакли все-таки сложились в портрет театра, "нарисованный" аккурат к трехлетию со времени назначения художественным руководителем БДТ Андрея Могучего. Конечно, "Маска", как ей и положено, должна снять сливки с репертуара. Но даже с поправкой на это Большой драматический, до прихода нового лидера больше 20 лет тосковавший о своем былом величии, предстал в Москве театром смелым, открытым, чутким, не боящимся оступиться, но помнящим как о высоких критериях режиссерского и исполнительского искусств, так и о традиционной миссии гражданского института.




Начались трехдневные гастроли с "Пьяных" по пьесе Ивана Вырыпаева в постановке самого Могучего. Не то философская, не то абсурдистская комедия одного из самых интересных современных русских драматургов ("Ъ" подробно писал о премьере 8 мая 2015 года) на открытии мини-гастролей БДТ смотрелась программным высказыванием худрука: с одной стороны, сложный, совсем непривычный, а то и рискованный для академических, к тому же федерального подчинения подмостков текст, с другой стороны, опора и на мастеров среднего поколения, и на молодую часть труппы, объединенных в единый актерский ансамбль. У Могучего получился спектакль, который, с одной стороны, выглядит весьма смело, с другой — поставлен вполне демократично, с внятным для самых широких зрительских кругов лирическим месседжем. Ну, конечно, исключая те круги, которые в принципе не согласны с тем, что на сцене гостеатра придется видеть нетрезвых, не стесняющихся в выражениях персонажей. Даже если они сыграны в полном соответствии с нашей школой, то есть и с чувством, и с психологизмом, и с ярким лицедейством.




Для более искушенной публики в БДТ был приглашен Андрий Жолдак, чье имя в той же степени привлекательно для продвинутых зрителей, в какой остается жупелом для консерваторов. Начинал он ставить "Слугу двух господ" Гольдони — на выходе же получился спектакль "Zholdak Dreams: похитители чувств", то есть "Сны Жолдака". От пьесы Гольдони в спектакле остались кое-какие слова и клочки сюжета; по большому счету не так уж важно, какая именно пьеса была в начале,— на видео, которым начинается спектакль, Жолдак сам по-украински рассказывает, что Гольдони ему быстро наскучил. Герои спектакля, за которыми неусыпно следит видеокамера, передающая изображение на задник белого павильона, разыгрывают какой-то треш-триллер, в котором, как часто случается у Жолдака, должны быть опрокинуты любые обыденные представления о театре. Гостиная с высокими белыми стенами и окнами может оказаться космическим кораблем, а сами персонажи — пришельцами или вообще роботами (провода, торчащие из виска персонажа, здесь в своем праве). Гендерные границы — досадная условность, а голос вообще отделен от тела: спектакль озвучивают два сидящих перед сценой актера, один отвечает за все мужские голоса, вторая — за все женские. Впрочем, нескольких приемов, придуманных режиссером, на длинный двухактный спектакль кажется маловато, да и само номинирование "Zholdak Dreams" по итогам московского показа представляется промахом экспертов "Маски" (особенно изумили номинации "Сценография" и "Костюмы"). Что до БДТ, то карт-бланш, выданный талантливому выдумщику, все равно оправдан: права на ошибку для творчески реформируемого театра никто не отменял.




В третий вечер играли спектакль "Человек", поставленный словенским режиссером Томи Янежичем по книге Виктора Франкла "Скажи жизни "да": записки психолога, пережившего концлагерь". Пожалуй, такой спектакль на большой сцене — шаг еще более храбрый, чем приглашение Жолдака: смотреть "про Освенцим" публика хочет еще меньше, чем приобщаться к экспериментам с театральной материей. Янежич, кстати, ставит совсем не про концлагерь, хотя рассказывают со сцены именно про опыт пребывания в нацистском Аушвице, систематически, без спешки, по главкам — от прибытия к воротам до освобождения тех, кому выпало не погибнуть. В "Человеке" нет ни нацистов со свастиками, ни страшной кинохроники (фрагмент выступления самого Виктора Франкла — иное дело), ни загримированных изможденных лиц, ни страдальческих интонаций, ни попыток разыграть жизнь узников. Страшный текст, больше похожий на научное исследование, полтора десятка артистов скорее докладывают, чем проживают.




В бесслезном, суховатом, не давящем из публики слезы и точно выстроенном спектакле Томи Янежича почти все действие происходит на узкой авансцене, перед пожарным занавесом, на котором висит надпись: "Добро пожаловать". Лишь иногда открывается огромное белое пространство за занавесом — стерильное и лишенное жизни, как "тот свет". Герои "Человека" одеты в неброские, но опрятные одежды, они меняют аккуратные костюмы и парики, с самого начала становясь людьми, которые вроде бы уже собрались на праздник выживших, но праздника как раз и не получается. БДТ показывает своего рода документальное кабаре, целью которого является не раздавить сознание публики, а по возможности сдержанно поговорить о том, "каким прекрасным мог бы быть мир".