Пресса

В чем сила, Гласс? На «Золотой Маске» показали оперу на санскрите «Сатьяграха»

15 марта на Новой сцене Большого театра прошел показ спектакля-номинанта на "Золотую маску" – Екатеринбургский театр оперы и балета привез "Сатьяграху".

"Сатьяграха" современного композитора Филипа Гласса до прошлого сезона ни разу не ставилась в России. Политика основных оперных театров России практически всегда сводится к тому, что в репертуар попадают произведения наиболее востребованные публикой. Об изысках заходит речь лишь в том случае, если руководство театра понимает, что на афишах уже присутствуют все основные названия. История с "Сатьяграхой" разворачивалась иначе: директор Екатеринбургского театра Андрей Шишкин реализовал свою давнюю мечту, предварительно изучив восточный бэкграунд. Силами интернациональной команды во главе с приглашенным режиссером Тадэушем Штрасбергером часть триптиха Гласса, посвященного личностям, изменившим мир, появилась на Урале.

Самое привлекательное в опере Гласса – религиозно-этический концепт, который хочется рассматривать как монументальное полотно – то изучая мельчайшие подробности, то пытаясь с расстояния оценить масштабы идеи. Композитор и автор либретто (американка Констанс де Йонг) создали на первый взгляд простое, но очень внятно оформленное философско-духовное высказывание. В его центре – личность, обладающая пониманием, что борьба с чем-либо начинается изнутри, то есть с себя самого. В опере нет линейно развивающегося повествования, и связующим звеном всего спектакля становится образ Мохандаса Ганди, идеолога общественно-политического освободительного движения в Индии ("Сатьяграха" – где "сатья" переводится как "истина", "аграха" – "твердость", "упорство"). Его учение возводило в абсолют пацифистские идеи ненасилия. Готовность к страданиям Ганди трактовал не как слабость, а как мужество духа. Враг может стать союзником, если воздержаться от выстрелов, но призвать к его благоразумию и совести. Среди инструментов, которыми он оперировал в политической деятельности – мирные демонстрации, протестные голодовки, пассивное сопротивление.

Образ Ганди призваны усилить "председательствующие духи", словно наблюдающие за происходящими событиями сверху. В первом акте это Лев Толстой, идеолог "непротивления злу насилием", единомышленник индийского мыслителя. Во втором – Рабиндранат Тагор, который называл Ганди именем Махатма – то есть "Великая душа". В третьем акте – Мартин Лютер Кинг, "американский Ганди", лидер Движения за гражданские права чернокожих в США. Интересно, что аскетизм жизненного уклада выбранных деятелей с одной стороны резонирует с минималистическими принципами музыки самого Гласса, с другой, идет вразрез с богатством художественного решения спектакля (не только Екатеринбургского оперного театра). "Сатьяграху", как правило, ставят со всей сопутствующей ориентальной атрибутикой, стремясь передать документальный дух либретто (может, за исключением модерного спектакля 1983 года в Штутгартской опере), затронутые в нем исторические связи. Тадэуш Штрасбергер, режиссер, приглашенный директором Екатеринбургской оперы Андреем Шишкиным, последовал примеру своих предшественников.

Сила воздействия драматической составляющей возложена на сам язык либретто. Исполнение на санскрите в значительной степени подогрело интерес к спектаклю на "Золотой маске", однако публика, ожидавшая эффекта аттракциона, еще в первом акте поняла, что лингвистические предпочтения авторов – неизбежность, исходящая из того же концепта. "Язык богов" обладает специфической фонетической системой, но многократно повторяющиеся тональные структуры Гласса словно созданы для запоминания текста. Санскрит не режет ухо. Более того хоровые сцены артисты исполняют так, если бы хотели донести каждое слово до зрителя, оптимально используя все возможности своего артикуляционного аппарата.

В какой-то момент начинает казаться, что музыка Гласса зеркально отражает вехи в биографии Ганди: социальному сдвигу, которого систематично добивался деятель, предшествовали многие годы без изменений. Они не означали стагнацию – история не знает остановок, это было микродвижение к поставленной цели. В музыке оперы происходит то же самое. Бесчисленные пассажи-мантры постепенно вводят в состояние, схожее с трансом. Публике остается только плыть по течению, послушно следуя динамическим изменениям. Сила звука в "Сатьяграхе" становится эквивалентом звука течения реки, с водопадами, водоворотами, заводями. Одно состояние незаметно переходит в другое. Покорение всей акватории протяженностью в три акта (каждый по часу) требует от слушателя выносливости, что связано в том числе с отказом композитора от диалогов – этот прием добавляет опере абстрактности.

На фестивальном исполнении дирижер Оливер фон Дохнаньи, словацкий гость в Екатеринбургском театре, уверенно претворял в жизнь убеждения Гласса в стратегически четко просчитанном развитии музыкального материала, не позволяя оркестру поддаться соблазну пассивно поучаствовать в затягивающем эзотерическом сеансе. Солисты (Ольга Тенякова, Наталья Карлова, Ксения Ковалевская) были убедительны поодиночке и в ансамблях. Тенор Владимир Чеберяк, исполнитель партии Ганди, сумел создать образ, в котором сострадание и сопереживание сочетаются с кротким, истинно йоговским смирением.