Пресса

Грезы о конькобежцах

Балет Пермского оперного театра вернулся в Москву с вечером британской хореографии "Зимние грезы". Знаток русской и европейской классики, главный балетмейстер пермяков Алексей Мирошниченко уже не раз демонстрировал дар превращать разрозненные спектакли в балетные калейдоскопы. "Зимние грезы" объединены принадлежностью хореографов британской школе, развитием неоклассической традиции и темой снега, мерно падающего с колосников во всех трех спектаклях.

"Конькобежцев" Фредерика Эштона на оркестрованную оперную музыку Мейербера можно было бы назвать очаровательным пустячком - в 25-минутном балетике нет сюжета, только ожившая картинка английского катка поствикторианской эпохи, со скользящими в арабесках парочками, подружками и самовлюбленным очаровашкой-виртуозом. Но именно эта лаконичная форма, не обремененная сложной драматургией, на протяжении всего прошлого века позволяла искать и находить новые часто хореографические формы.

Эштон, хотя и родился в Эквадоре, окрашивал эти поиски чисто английским юмором. Именно эту мягкую интонацию сложнее всего уловить отечественным танцовщикам. Пермяки тщательно воспроизводят церемонные позиции рук и ног, фиксируют различие между маленькими и большими позами, тщательно секут воздух в заносках. Но остаются при этом сосредоточены, как мальчик Кай, выкладывающий из льдинок слово "совершенство". А премьер труппы Руслан Савденов в партии мальчика в голубом исполняет набор трюков с такой решительностью, будто катание на "снегурках" должно закончиться восстанием римских рабов.

Гораздо ближе пермякам оказался 39-летний Даглас Ли, поставивший эксклюзив для семерки солистов. Его хореографическая ткань менее дивертисментна, хотя и более дробна: соло сменяются маленькими, порой микроскопическими дуэтами и трио, прослоенными общими ансамблями, объединяет которые настроение заиндивелости, но не заторможенности и угасания: в той же мере, что и британские мастера, Дагласа Ли вдохновляют и открытия американца Уильяма Форсайта с его невероятной координацией и точностью в сменах плоскостей и ритмов.

"Когда падал снег" и представляет пермский балет в конкурсе "Золотой маски", претендуя на награды как лучший спектакль и как лучшие работы хореографа и художника по свету (Игорь Цинн). Можно только пожалеть, что для номинаций невозможно разъять спаянный ансамбль исполнителей, где незаменим каждый.

Удачно подобранный состав исполнителей также стал залогом успеха финального балета "Зимние грезы", который дал название всей программе. Cпектакль Кеннета Макмиллана вообще смыслообразующий кирпич этой программы, и не только из-за продолжительности (без малого час). За романтическим названием скрываются чеховские "Три сестры", рвавшиеся в Москву, как известно, из заштатной Перми. И если смотреть на "Зимние грезы" как на балетизацию чеховского шедевра, выйдет из того лишь мука. В их основе растрепанный набор фортепианных пьес Чайковского и народных песен, аранжированных для гитар, балалайки, фортепиано и мандолины.

Начинается спектакль со сцены, где офицеры в почти исторических кителях с погончиками и медальками манипулируют горничной, которая, не отрываясь от акробатики с разведенными ногами, ловко опрокидывает в себя бутылку водки. Господа (и музыканты) располагаются в это время за шторкой, протянутой во всю длину сцены, которая в следующих сценах окажется ровненьким рядом белых березок (хотя исторически в Пермском крае преобладает хвойный лес). Бутылок, заунывных песен, смеси "барыни" и цыганских танцев в этом балете предостаточно. Но пермяки, увязшие в них, как в лондонских туманах, за полтора года успели обжить эти грезы.

Наталья Домрачева (де Фробервиль), Наталья Моисеева и Инна Билаш с Никитой Четвериковым и Сергеем Мершиным погружаются не в Чехова, а в неоклассический балет с его эмоциями и отсутствием строго прочерченного сюжета, ловя чистую танцевальность Макмиллана, фонтанирующие цепи оригинальных поддержек, талант расцвечивать одно и то же любовное настроение сотнями лампочек разного накаливания.

Поборники чистоты макмиллановского стиля могут и не узнать в этом широком, раскрепощенном, построенном на резких сменах настроений спектакле своего деликатного и корректного мастера. Но так, незаконно прорываясь сквозь установки хореографа, в его "Зимних грезах" обнаруживаются и русский характер, и Чехов.