Театральная компания ЗМ

Пресса

7 ноября 2008

Любовь узнают по запаху

Дина Годер | Время новостей №206

Столичный месячник своих спектаклей Лев Додин выстроил по всем правилам театральных эффектов: начал с пушечного выстрела гроссмановской «Жизни и судьбы», а потом перешел к более скромным постановкам Молодой студии при МДТ. Теперь гастроли покатятся через «эпохалки» вроде «Братьев и сестер», «Бесов» и снова Гроссмана к еще более эффектному завершению -- звездной премьере «Долгого путешествия в ночь» Юджина О' Нила, которое еще не видели и в Питере.



Показ Молодой студии начали с «Варшавской мелодии», непритязательного и по задачам, и по исполнению спектакля додинского студента-пятикурсника Сергея Щипицина. Постановка явно сделана в расчете на изящную польскую студентку Уршулу Малку, ее партнером выходил звездный красавец нового поколения МДТ Данила Козловский. Текст Леонида Зорина, написанный в середине шестидесятых, звучит по-прежнему очень обаятельно, но по большому счету молодым актерам предъявить публике было нечего. Ни любви, ни времени в этом спектакле не возникало, и постановка МДТ вызывала только ностальгические воспоминания о пронзительных «Варшавских мелодиях» давних лет в Питере с Алисой Фрейндлих и в Москве с Юлией Борисовой.



«Бесплодные усилия любви», поставленные уже самим учителем, появились в репертуаре весной. Рассказывая о премьере, критики обязательно отмечали, что комедия -- совершенно недодинский жанр, и призывали не рассчитывать на безоглядное веселье. Да поклонникам главного питерского режиссера, любящим трудный театр, и в голову бы не пришло ожидать от Додина веселого пустячка, даже когда он работает с молодежью. Так и вышло.



Впрочем, начиналось все весело. Раннюю и редко ставящуюся шекспировскую комедию Додин предельно сократил, оставив только главных героев и начинив ее огромным количеством «посторонних» основному тексту цитат, от сонетов самого Шекспира до шуточных стишков Державина и Льва Мея, которые без музыки Чайковского звучат почти пародийно. Здесь все влюблены, беспрестанно читают стихи и витийствуют. Вернее, не так: тут все не влюблены, а томятся, принимая весеннее буйство плоти и желаний за любовь и обставляя, как полагается, стихами и подарками.



В начале истории три юноши (у Шекспира их было четыре) -- король Наваррский Фердинанд и его вельможи -- дают клятву три года посвятить учению, отказавшись от женщин. Понятно, что все клятвы рушатся в одну секунду, стоит на горизонте появиться Принцессе Французской со своими дамами, но, по Додину, даже и в отсутствие красавиц у юношей держаться не было никаких сил. В первой сцене парни в одних набедренных повязках скачут среди трех дырявых металлических стволов (художник -- Александр Боровский), ни на минуту, даже среди разговоров, не переставая делать какие-то упражнения. Это напоминает физкультуру, которой молодых солдат пытаются отвлечь от женщин, но те, как жеребцы, чувствуют любой принесенный ветром запах, да и вообще не способны думать ни о чем другом. Играется это все откровенно и грубовато: при всяком упоминании о воздержании и женщинах молодые люди (Владимир Селезнев, Алексей Морозов и Павел Грязнов) хватаются за причинные места, заплетают ноги косичкой, бросаются делать отжимания и т.д. Впрочем, ангельского вида девушки (Дарья Румянцева, Елизавета Боярская и Елена Соломонова) -- одетые в белое и в соломенных шляпках -- тоже страждут с первой минуты и, как и юноши, при всяком удобном случае стараются сбросить одежду, чтобы охладить свой пыл.



По Шекспиру главная интрига происходит на маскараде: мужчины, желая развлечь и склонить к себе красавиц, переодеваются в московитов (русские тут в шубах, шляпах и темных очках). А дамы, узнав о том заранее, сами переодеваются до неузнаваемости (тут черные платья и косынки да темные очки) и специально меняются драгоценностями, которые подарили кавалеры, чтобы ухажеры их перепутали. Маскарад, поставленный в совершенно неожиданном для Додина духе домашнего веселья с дуракаваляньем, превращается в пародию то на балет со смешными батманами и поддержками, то на оперу (одна из дам даже поет романс Графини из «Пиковой дамы»). Но заканчивается праздник вовсе не безобидным кокетством, как то было у Шекспира. В угаре танцев и страстных признаний то юноши вдруг начинают беспокоиться, метаться и напряженно вслушиваться в голос дамы, которую они почитали своей, то девушки, отвернувшись и сняв очки, смотрят в тревоге: как-то уж очень все далеко зашло, не будет ли это изменой тому, кого полюбила вначале. Но и те, и другие сомневаются недолго: их бросает друг к другу как под током, и тела их ведут прежде разума.



В том, что это была настоящая ночь любви, сомневаться не приходится -- утомленные юноши в конце выходят в шубах на голое тело. Но главное начинается потом, когда вновь, уже без «масок», дамы встречают своих кавалеров и говорят об обмане. Вот тут, когда все должно так весело открыться, а возлюбленные вернуться на свои места, оказывается, что молодые люди не могут забыть девушек, с которыми провели ночь. Даже не узнав еще об ошибке и говоря слова любви своим прежним дамам, каждый как будто инстинктивно тянется к другой, узнает ее на ощупь, по запаху волос. И только одна пара ликует -- та, где девушка и на ночь осталась с тем же кавалером, в которого была влюблена прежде.



В финале Додин возвращается к знакомой нам мрачности. Скорбной и возвышенной стороной поворачивается даже судьба комически велеречивого Дона Адриано. Раньше влюбленный в простолюдинку седой и многословный испанский рыцарь (Игорь Иванов) был лишь пародийной рифмой к главному сюжету и очень напоминал чванливого Мальволио из «Двенадцатой ночи». Теперь он становится благородным защитником поруганной девицы, нелепым, но прекрасным Дон Кихотом. Грустна и судьба влюбленных: если у Шекспира известие о смерти французского короля дает возможность красавицам объявить, что за год траура легкомысленные юноши должны проверить свои чувства, а потом и свадьбы можно сыграть, то в спектакле МДТ никаких обещаний счастливого финала нет. Живой белый голубь, у которого к лапке привязана телетайпная лента с трагической вестью, улетает, и девушки в белом уходят навсегда. Все печально, в слезах, обнимаются и на почти безнадежный вопрос «Год траура промчится?» следует твердый ответ: «Нет, этот долгий срок для пьесы не годится». Все это уже не смешно.



Кстати, когда Малый драматический уже начал свои московские гастроли, пришло известие, что «Бесплодные усилия любви» признаны лучшим питерским спектаклем большой формы за прошлый сезон. Можно предположить, что на «Золотую маску» они снова приедут в Москву.


оригинальный адрес статьи