Пресса

12 апреля 2017

Чайка взлетает невысоко

Елизавета Авдошина | Независимая газета

Евгений Марчелли – главный режиссер ярославского Театра им. Федора Волкова, чьи спектакли часто приезжают в столицу, в нынешний год выдвинут на премию «Золотая маска» с интерпретацией чеховской «Чайки». Фестивальный показ явно сдал в позициях, но главные особенности режиссерской конструкции разглядеть удалось.

Марчелли только что выпустил в Москве «Грозу» в Театре Наций и, если метод разламывания стереотипов о классике виден во всех постановках режиссера, то на фестивальном показе ярославской «Чайки», конечно, бросаются в глаза разные возможности, исходные данные. Одно дело, ансамбль звезд, другое – спектакль постоянной труппы. Но в «Чайке» Марчелли Нину Заречную играет, к примеру, Юлия Хлынина из московского Театра Моссовета.

То же можно сказать и о сценографии. Марчелли любит работать с полупустой сценой, но то, как она оформлена, тоже зависит от возможностей театра. Номинация Игоря Капитанова (оформил оба упомянутых спектакля) в «Чайке» – вопрос спорный. Декораций в спектакле словно отчаянно не хватает. Главный и единственный образ – размноженные чайки, заполонившие колосники и выведенные на слайдах. Марчелли не идеализирует этот символ, он прямо заявляет, что чайка – это птица хищного практичного нрава, она «поедает живую рыбу и весь мусор, как крыса». Подстреленную чайку вынесут в черном мусорном мешке, иллюзий нет.

Большую часть сценического времени актеры проводят перед наглухо закрытым пожарным занавесом (опять же московский показ в Театре Маяковского прошел с менее эпичной «стеной», чем на родной сцене), словно вытолкнутые режиссером на авансцену. Порой кажется, что воздуха все меньше и меньше.

Все ходят из кулисы в кулису, толкутся у рампы, сходят в зал к зрителям, чтобы оттуда посмотреть эскиз пьесы молодого Кости Треплева о Мировой душе. Наверное, поэтому в заглавии дано «Чайка. Эскиз». Эскиз-манифест «новых форм» будет сыгран дважды: сначала зеленой, неопытной Ниной Заречной, которая, запинаясь и переминаясь с ноги на ногу на огромном постаменте, будет робко вещать: «Люди, львы, орлы и куропатки…». И в финале в стиле хоррор, уже после самоубийства Треплева, она вылетит будто посланницей дьявола, возмездием, разъяренная и устрашающая. Есть еще один диссонанс, рождающий нетривиальной образ Нины. Ее мягкий возвышенный ход на живом белоснежном жеребце, круг на котором она объезжает по сцене в прологе, и заниженный портрет ближе к концу, когда из субтильной нимфетки она становится нагловатой пацанкой. А уж после истории с Тригориным и скитания по провинции – и вовсе развращенной бабой, смачно харкающей и затаскивающей романтика Треплева (тот, просидев эти годы в деревне, ничуть не изменился) под одеяло. Любовь Заречной и Треплева – недолгая страсть подростков. Ей льстят ухаживания этого милого бунтовщика (каким его играет Даниил Баранов), но скоро наскучивают, а он от пылких словесных убеждений пытается переходить к средствам посильнее. Но Заречная в этом спектакле – испорченный цветок уже с юности, внимание взрослых мужчин ей гораздо выгоднее. К Тригорину (Николай Зуборенко), который безоглядно спешит, «Я должен писать, должен, должен», оттого говорит скороговоркой, Нина льнет сама, а от нахрапистых стариковских лобызаний и оглаживаний «дядюшки» Сорина – Владимира Майзингера она отмахивается довольно вяло. Тригорин, кстати, у Марчелли совсем не пошляк, а человек скорбящий над съеденной творчеством жизнью, творчеством, которое так и будут взвешивать на весах с кем-то несоизмеримо весомее и значительнее; над пропастью между высшей целью и ничтожными человеческими возможностями. В этом спектакле как никогда четко видно, что Тригорин – это возможная проекция Треплева в зрелом возрасте.

«Чайка» Марчелли сильна как раз не самой концепцией, не развернутой диалектикой психологии, которые сбивчиво не складны (здесь кроется еще одна трактовка приписки «Эскиз» в названии), а именно портретами-зарисовками знаменитых персонажей. Среди них блистает, конечно, Аркадина – прима ярославской труппы Анастасия Светлова. Ее яростная и страстная до одури героиня (актриса в пиковые моменты умеет играть по-настоящему исступленно) – центр притяжения и отторжения одновременно. К ней тянутся и от нее бегут. Она обжигает, заполоняет сцену, зал. Дерзкая, стильная, подтянутая – знаменитость с обложки глянцевого журнала. Когда она первый раз выходит на сцену, света становится больше.

В мужчин она вгрызается и выгрызает без остатка – сердце, душу, волю. Подчиняет физиологически: Тригорина заласкивает, сына душит. С мелкими сошками вроде управленца Шамраева (Константин Силаков), который изо всех сил старается показаться своим, искушенным в мире искусства, спрашивает и громче всех смеется над своими шутками о провинциальных актерах – Аркадина говорит свысока, уничтожающе. Анастасия Светлова – единственная, кто выводит свою линию, трагедию сильной женщины, в развитии. На ее фоне Полина Андреевна (Светлана Спиридонова) – курпулентная, солидная дама, совсем не солидно бегающая за сухоньким, усталым от жизни доктором Дорном (Евгений Мундум), натурально вжимает его бурным натиском в стену. Но ясно, что прошлое Дорна еще тянет, и он сам нереализованный писатель и мыслитель, он «просыпается», чтобы с горячностью и вдохновением солидаризоваться с Треплевым: «Я бы презирал свою оболочку».

Ярославский спектакль жесткий, без второго плана, в этом уже ощущение времени. Но в финале спрашиваешь себя: а кто же главный герой этой истории про нескладную, разрозненную, вырванную из высшего контекста жизнь? И не находишь ответа.

оригинальный адрес статьи