Театральная компания ЗМ

Пресса

22 ноября 2008

Как принято в неприличных домах

Роман Должанский | Коммерсантъ №213


Играть премьеру на выезде, а тем более в конце столь долгих гастролей — испытание для любого театра, даже для столь искушенного "путешественника", каковым является Малый драматический Льва Додина. Хотя по декорациям это идеальный "выездной" спектакль. Бутылка виски, стаканы, четыре электрические лампочки, которые во втором действии вкрутят в висящий светильник — вроде бы и нет больше никаких предметов, никаких примет быта в "Долгом путешествии в ночь" Малого драматического театра.



При чтении пьесы легко фантазировать, какое удовольствие можно было бы найти именно в воссоздании атмосферы дома, в котором живут герои Юджина О`Нила семья Тайрон. В доме этом очень плохо: мать — морфинистка, один из сыновей спивается, другой, скорей всего, вскоре умрет от туберкулеза, а в несчастьях своих все обвиняют прижимистого отца, бывшего актера Тайрона-старшего, экономящего на лечении сына. Собственно говоря, на протяжении всей пьесы герои заняты тем, что гонят от себя страшные правды друг о друге, но те вырываются наружу и подчиняют себе Тайронов.



Лев Додин и художник Александр Боровский отодвинули быт в сторону и приподняли действие над ним — не только в переносном, но и в прямом смысле. Все три с лишним часа Татьяна Шестакова, Игорь Иванов, Петр Семак и Сергей Курышев играют буквально на маленьком пятачке, в деревянной беседке, выдвинутой вверх и нависающей над серединой первого ряда зрителей. У Юджина О`Нила Тайроны живут около моря. От беседки в глубь сцены ведет мостик, и можно предположить, что это пирс, а беседка стоит в воде. Но в спектакле Додина нет следов моря, под маленькой, тесной площадкой — пропасть пустого сценического трюма, а вокруг нее густая чернота сцены.



Четверым персонажам в этом спектакле не за что спрятаться. Лев Додин оставляет лучших актеров своей труппы один на один с мучительным, написанным, по признанию самого драматурга, "слезами и кровью" текстом пьесы — члены одной семьи истязают друг друга хуже злых врагов. Со временем начинаешь подозревать, что и семьи-то, может быть, никакой нет. Узнав о сделанном в МДТ распределении ролей для пьесы О`Нила, пристрастные наблюдатели, сверившись с биографическими данными, взялись за устный счет и стали прикидывать, на сколько (или даже во сколько раз) господа Курышев и Семак старше своих героев, которым нет и тридцати, и, соответственно, как их Эдмунд и Джейки будут смотреться сыновьями Мэри-Шестаковой и Джеймса-Иванова. Неловкость эту Лев Додин не только не стремится завуалировать (что было бы уж совсем неловко), а даже подчеркивает: намеренно смешно выглядит затрещина, отпущенная отцом Джейки, точно мальчику, намеренно же смешно выглядит и седой Эдмунд, который снимает штаны и подставляет отцу зад для ремня. Мир пьесы, в которой описаны отношения родителей и детей, оказывается на самом деле бездетным. И если какой-то отец и важен в спектакле, то тот, которого пишут с большой буквы.



Кажется, что именно мотив потерянной веры, всеобщей богооставленности стал для Льва Додина главным. В ней видит режиссер причину катастрофы Тайронов, причину черноты вокруг и пустоты под ногами. Мэри Тайрон по пьесе когда-то была воспитана в строгом католицизме. И в финале спектакля героиня Татьяны Шестаковой возвращена режиссером к радости веры — к ней же она, видимо, возвращает и остальных. Мэри буквально "воскрешает" и медленно уводит за собой троих мужчин. Финал, конечно, очень сильный, но сложный по тону и потому рискованный. Убеждает он прежде всего благодаря мастерству и искренности Татьяны Шестаковой. К ясности последних минут со временем подтянется и весь спектакль. Ведь у него, как и у других работ Льва Додина, наверняка будет "долгое путешествие" в жизнь.


оригинальный адрес статьи