Пресса

В программе фестиваля в этот раз — три легенды мирового современного танца, сумевшие доказать, что contemporary dance может быть грандиозным и великим. Благодаря Сильви Гиллем, Уильяму Форсайту и Иржи Килиан, танцевальный модерн, родившийся в Америке в начале ХХ века и ставший к 90-м постмодерном, к концу века окончательно признан в балетной среде, долго воспринимавшей «современщиков» как незаконных наследников и нахалов. Билеты на спектакли корифеев у нас были раскуплены еще зимой, и цена доходила до 15 тысяч. Last Touch First чеха Иржи Килиана, много лет работающего в Нидерландах, мы увидим 27—28 марта на Новой сцене «Мастерской Фоменко». Постановку Королевского балета Фландрии Impressing the Czar американца Уильяма Форсайта — 29 марта на Новой сцене Большого.



Все трое начинали с классического балета. Это спасло их от нападок балетного лобби и составило фундамент их мастерства — тело танцовщика даже народного танца не отстраивается без балетного станка. Форсайт и Килиан быстро ушли в балетмейстерство: Килиан изучал возможности абстрактного танца и пластического сюрреализма, Форсайт в хореографии подошел к пределам безумия гениального математика танца.



Француженка Сильви Гиллем к 43 годам сохранила тело гимнастки и прима-балерины: всемогущее, атлетичное, длинные бедра, невероятный размах ног и рук, дышащая спина, «включенное» лицо. Девчонка в жизни, Брунгильда на сцене. Постоянная партнерша Рудольфа Нуреева, Гиллем танцевала в Парижской опере в нуреевских балетах Джульетту, Золушку, Китри. Любимица Мориса Бежара, в бежаровских балетах Гиллем была главной в «Болеро», «Весне священной». Елизаветой Австрийской — в бежаровском куртуазном балете «Сисси, императрица-анархистка», сочиненном специально для нее. Название балета — как сон в руку: Гиллем порывает с классическим балетом на сцене (он все равно живет в ее теле, в каждом движении она неизменно держит стальной апломб) и погружается в стихию современного танца, требующей от балетных полной перестройки мозгов, самостоятельного мышления, фантазии. Для Гиллем, чей нрав всегда соответствовал званию «императрица-анархистка», вызов современного танца стал возможностью доказать себе и миру, что только в нем может раскрыться свободомыслящая личность (evidence — доказательство, Evidenсia — так называется самый известный фильм о Гиллем).



Программа Push, которую она привезла в Москву и показала на сцене МХТ имени Чехова, составлена из спектаклей разных лет — трех соло и одного дуэта. Push — призыв открыть дверь в какое-то новое пространство. Толчок, удар, энергичное усилие, наступление, продвижение вперед. Все это про Гиллем и ее взаимоотношения с танцем и миром. Ее присутствие на сцене убеждает, что человек всемогущ. Что он не слаб, соплив и растерян, как декларируют, а равен вселенной, потому что носит в себе ее часть. Гиллем не отанцовывает музыку (в ее соло — Карлоса Монтойи и Энди Коутона), а открывает в ней… нет, не новые ноты, а новые смыслы, неожиданные всплески интонаций и возможностей. Она имеет смелость танцевать не в музыку, а вступать с ней в увлекательный диалог равных.



Сочетание силы и плавности. Уверенное и точное окончание танцевальной фразы. Всеобъемлющая простота. О Гиллем можно писать слогом рекламы швейцарских часов: точность механизма, аристократичный и мощный корпус. О ее партнере, балетмейстере и танцовщике Расселе Малифанте, хочется говорить как о реке, которая своим спокойным течением вытачивает русло. Его соло Shift («Перестановка», «Перемена») решает философскую задачу — перейти с пятачка сцены на другой пятачок так, чтобы тень на заднике раздвоилась и исчезла. Игра человека с собственной тенью становится анализом эго, движением к себе. Мягкость, комфортность Малифанта задает тон в Push, в котором Гиллем открыла дверь в безбрежный мир — она всегда исследует только тот танец, который ее интересует сегодня и таит в себе хоть какую-то загадку.



В Push, поставленном в 2005 году в Лондонском театре Sadler’s Wells, Гиллем приводит публику в упоительные, но малосценичные сады контактной импровизации. В контактной импровизации интересно участвовать, но со стороны она кажется лишь уроком на внимание участников. В исполнении же Гиллем и Малифанта даже несценичная контактная импровизация превращается в шоу — не только из-за их мастерства, но благодаря раскрывающимся в танце личностям.



Если в соло Two Гиллем хочет производить впечатление мощного киборга, то дуэт Push — о том, что даже киборг может быть укрощен музыкой и мужчиной. В классическом балете архетип дуэта — мужественный он, женственная она. Тут как в жизни. Женский набор хромосом поделен на двоих, и в этом правда. Правда современного мира в необъяснимости, нечитаемости, «темноте», и в то же время — в умении координировать движение внутри кажущегося хаоса, которое нам демонстрируют современный танец. Гиллем и Малифант в Push — как гонщики среди «чайников». Они напоминают — тело каждого хранит множество историй. Мы можем их красиво рассказать. Мы всемогущи. В каждом из нас вселенная. Только великие танцовщики могут вселять в зрителя такую уверенность.