Пресса

В марте произойдет абсолютно немыслимое, невообразимое событие – за две недели в Москве выступят или покажут свои спектакли три представителя искусства танца с мировым именем. Двое из них столицу посетят впервые: это супербалерина Сильви Гиллем (Sylvie Guillem) и хореограф Уильям Форсайт (William Forsythe). Искусство Сильви Гиллем москвичам почти неизвестно. А произведения Уильяма Форсайта мы знаем только благодаря спектаклям Мариинского театра, гастролям зарубежных трупп и отдельных артистов, которые танцевали его репертуар. Более знакомо российскому зрителю творчество Иржи Килиана (Jiri Kylian), уже не раз гастролировавшего в Москве с одной из трех трупп Нидерландского Театра Танца.


Сильви Гиллем, Уильям Форсайт и Иржи Килиан – элита танцевального искусства конца XX - начала XXI века. Подобная элита существует в любом виде искусства, будь то живопись, литература, театр, кино, музыка – популярная или классическая. Имена этих мастеров в комментариях не нуждаются. Они задают стандарты и параметры творчества, на которые равняются другие. Каждый из них – уникальная личность, сказавшая новое слово в хореографии, будь то исполнительское или постановочное искусство.


Француженку Сильви Гиллем Бог наградил всем, о чем только может мечтать балерина: идеальные пропорции, весь набор профессиональных данных, притом на пять с плюсом, немыслимый природный шаг и прыжок, красивейшие длинные ноги, стопы с неимоверно огромным подъемом, которые в качестве образца не раз лепили скульпторы. Добавим к этому врожденную музыкальность, знание секретов спортивной гимнастики, которой она занималась с детства, острый аналитический ум – перед нами портрет идеальной супербалерины, каковой и является Сильви Гиллем. В свое время одно ее появление на сцене Парижской Оперы установило новый исполнительский эталон. Если в ХIХ веке, в эпоху романтизма, все балерины хотели быть похожими на божественную Марию Тальони, то теперь – на Сильви Гиллем. Ей подражают многие танцовщицы, но превзойти ее пока никому не удалось. То, что для Гиллем естественно и красиво, для других – мучительные и напрасные попытки достичь совершенства. Балерина, Богом созданная для классического балета, вылепленная и воспитанная французской школой с ее идеальным чувством формы, - за свою карьеру Гиллем станцевала все спектакли классического наследия, обожая при том Жизель. Но она – не пассеист, а человек XX и XXI века с обостренным чувством восприятия современности. С юности, часто по собственной инициативе, Гиллем сотрудничала со всеми лучшими балетмейстерами мира – Морисом Бежаром (Maurice Bejart), Уильямом Форсайтом, Матсом Эком (Mats Ek), которые ставили свои балеты специально для Сильви Гиллем. Выше всего она ценит две вещи: независимость и работоспособность. Она по собственному опыту знает, что в балете даже сверходаренность без работы – пустой звук. Неимоверно требовательная к себе, партнеру, окружающим (всё всегда должно быть «супер»), любой спектакль, неважно который раз она его танцует, Гиллем начинает репетировать за две-три недели, а то и за месяц. Вот и возникает ощущение, что ей на сцене все так легко дается, и даже самая замысловатая хореография в ее исполнении кажется естественной и простой. Это высший пилотаж в танцевальном искусстве. К тому же, она всю жизнь учится - ей все интересно. В отличие от многих балерин-сверстниц, она не зациклена только на классике, открыта всему хореографическому авангарду. С юности ее обожал француз Морис Бежар, поставивший для нее балеты и концертные номера. До сих пор она – лучшая исполнительница его «Болеро». Первой она станцевала балет американца Уильяма Форсайта “In the middle”. Так, как она исполняла дуэт из этой постановки, впоследствии его никто и никогда не танцевал. Сильви работала и со шведом Матсом Эком, который поставил для нее «Дым» и «Мокрую женщину». В Финляндии Гиллем попробовала себя в качестве балетмейстера, поставив свой осовремененный вариант «Жизели», сняв с него излишний романтический флер.


Именно ее желание работать с современными хореографами помогло ей продлить активную творческую жизнь, перейти с классики на уникальный современный репертуар, который для нее специально создают английские хореографы Рассел Малифант (Rassel Malifant), Акрам Хан (Akram Khan) и др. Эти спектакли, лишенные сюжета, как правило, демонстрируют неисчерпаемые возможности ее уникального мастерства и тела, фантастическую музыкальность и чувство партнера, умение «вписаться» в любую стилистику и в любое сценическое пространство. Я радуюсь тому, что она наконец-то приезжает в Москву и привозит постановки последних лет, но меня не покидает ощущение грусти, что мы уже никогда не увидим Гиллем в классическом репертуаре, потому что классику она теперь танцует крайне редко.


Сильви Гиллем – балерина на все времена. Огромное спасибо «Золотой маске», которая первой привозит в Москву лучшую балерину современности.


Американец Уильям Форсайт и чех Иржи Килиан – постановщики одного, богатого хореографическими талантами поколения, родившиеся в 1940-е годы. К нему также принадлежат Джон Ноймайер (Djon Noimaier) и Матс Эк. Эта четверка во многом определила пути дальнейшего развития балетного искусства последней трети ХХ века. Люди одной генерации, они ничем не похожи друг на друга, разве что неиссякаемым творческим потенциалом. Каждый из них уникален.


В отличие от Форсайта, у Иржи Килиана основательное классическое балетное образование. Он стажировался в России, потом в Англии, где и оказался в 1968 году, когда в Прагу были введены советские войска. Он стал невозвращенцем, и дорога на родину долгие годы ему была заказана. Хотя постановочной деятельностью и танцем модерн Килиан интересовался, еще живя в Праге, хореографом он стал на Западе. Крайне любопытен тот факт, что и Иржи Килиан, и Уильям Форсайт как балетмейстеры «вылупились» в одном гнезде – в труппе Штутгартского балета, которой руководил знаменитый и хорошо у нас известный Джон Кранко, пригласивший их туда в качестве танцовщиков. Иржи Килиан успел поработать там еще при Джоне Кранко (John Cranko), а Уильям Форсайт стал последним человеком, которого Кранко пригласил в труппу - когда Форсайт приехал в Штутгарт, Кранко уже не было в живых. Многие западные хореографы (Джон Ноймайер в том числе) начинали ставить в Штутгарте, показав свои первые работы на так называемых «утренниках Новерровского общества», которые проходили в конце театрального сезона. В Штутгарте молодые Килиан и Форсайт попали в творческую обстановку - здесь всегда поддерживали начинающих хореографов, давали возможность развиваться их талантам. Лучшие сочинения молодых даже включали в репертуар труппы. Серьезные штутгартские «университеты» вскоре позволили начинающим постановщикам занять руководящие посты в разных балетных труппах Западной Европы. Килиан возглавил Нидерландский Театр Танца, где он работает свыше тридцати лет. Форсайт долгие годы руководил труппой балета во Франкфурте-на-Майне, а теперь возглавляет собственный экспериментальный по преимуществу коллектив. К тому же, оба ставят по всему миру. И каждый театр за честь считает иметь в репертуаре хотя бы одну их постановку, уже ставшую классикой ХХ века.

По стилю, эстетическим принципам эти хореографы совершенно непохожи друг на друга. Уильям Форсайт работает, скажем так, в стиле высокотехнологичной неоклассики постбаланчинского периода. Его балеты, в большинстве своем, бессюжетны. Их главным «сюжетом» является сам танцевальный язык, поиски новых выразительных средств и форм. Найти свой «новый язык» в балете, пожалуй, сложнее всего. В своей труппе он бесконечно экспериментировал: с танцем, музыкой, литературным текстом, телесным освоением пространства, заигрывал с приемами тотального театра, обращался к инсталляциям. В его лаконичных, до танцевального «скелета» обнаженных дуэтах немало агрессии, откровенного соперничества и борьбы. Тут все жестко, прагматично, эгоцентрично, без сантиментов - как в окружающей нас жизни. Минимальны костюмы танцующих – прозрачное трико, купальники, пуанты, когда они применяются, редкие аксессуары. Форсайт - человек процесса, поэтому путь достижения цели для него часто важнее самой цели. Ему свойственно до предела уплотнять хореографическую ткань - на единицу сценического времени приходится в десять раз больше движений, чем, скажем, у Баланчина. Его балеты - вечное движение. Маленькие детали и минималистские жесты, из которых он «скручивает», конструирует свои хореографические композиции, а потом столь же безжалостно их рассыпает, чрезвычайно типичны для Форсайта. Танцевать его хореографию без привычки безумно трудно, потому что тут действуют другие, чем в классическом танце, законы гравитации, исполнения известных па, приемы их комбинирования, хореографические сверхскорости. Каждое мгновение меняется местонахождение центра тяжести в теле танцовщика и он, словно волчок, балансирует вокруг него, пытаясь найти равновесие, а находя, тут же его теряет. Форсайт использует сочетание противоположных стилей и направлений, как часто бывает в произведениях постмодерна, где внезапно остроумно цитируется классика, помещенная, скажем, в суперсовременный контекст по принципу контрапункта. И хотя не все представители классики принимают этого хореографа, но тем не менее, если в репертуаре крупного театра нет произведений Форсайта, он себя в чем-то обедняет. Форсайта танцуют в Мариинке, в Парижской Опере, в лондонском театре Ковент-Гарден, в «Токио Балете». Теперь очередь за Большим, раз «Золотая маска» привезла его спектакль в качестве «легендарной постановки ХХ века».


Как балетмейстер Иржи Килиан является полной противоположностью Форсайта. Килиан — мягкий, музыкальный, деликатный и лукавый, и при этом очень закрытый хореограф. Ему всегда интересно задать публике какие-то загадки, часто с весьма фривольным подтекстом, если речь идет о произведениях на музыку ХVIII века. У него есть замечательный балет, показанный на одном из фестивалей Мариинского театра под названием «Bella Figura». Казалось бы, все так ясно и понятно: красивое тело, красивая фигура, а оказывается, что в итальянском языке «bella figura» имеет и другое значение: «показать фигу». Вот в этой шутке — Килиан комического репертуара, хотя у него есть балеты, полные обреченности, ностальгии, откровенного трагизма. Его хореография доступна каждому хотя бы потому, что она всегда так изобретательна и красива, что можно просто сидеть в зале и в сотый раз любоваться ею — как все изящно, смешно или остроумно, а иногда - грустно. Она вызывает у зрителей личные ассоциации, массу эмоций, кстати, в отличие от Уильяма Форсайта, который апеллирует прежде всего к разуму смотрящих. Килиан часто обращается к проблемам, которые люди порой не хотят высказывать вслух и обсуждать публично. Он – очень выдержанный, в высшей степени культурный хореограф, его юмор, даже гротеск никогда не бывают плоскими, все подано чрезвычайно деликатно. А сама его хореография, очень флюидная и прозрачная по фактуре, подчинена эмоциям и музыке: одна поза плавно перетекает в другую и только хореографические всплески нарушают ее течение. Килиан очень любит красивые костюмы, богатые сценические аксессуары, которые приобретают значение многогранных метафор.
В Нидерландском Театре Танца существуют три труппы: только что окончившие обучение юниоры, синьоры «от сорока до шестидесяти», которые продолжают танцевать, играть и вести активную творческую жизнь, и основная труппа. Килиан работает с каждой из них, а также способствует формированию молодых хореографов, помогая им, как ему когда-то помогали в Штутгарте. Все его танцовщики имеют классическое балетное образование, но при этом они обязаны владеть разными системами современного танца, иметь самобытную пластику, которую хореограф всегда раскрывает в своих постановках, музыкально отзывчивые, чуткие тело и душу, природный артистизм.
Килиан, как Гиллем и Форсайт, работает по всему миру. Их искусство абсолютно интернационально по сути, глубоко современно по содержанию и форме. К счастью, все трое по-прежнему в прекрасной творческой форме и каждый год преподносят зрителям королевские подарки. Их спектакли, представленные на афише «Золотой маски» в цикле «Легендарные спектакли ХХ века», - уникальная возможность поближе познакомиться с зарубежной классикой, которая по-прежнему абсолютно современна. Такую возможность нельзя упустить – она может не повториться.