Пресса

В Москву приезжает главный хедлайнер внеконкурсной программы "Золотой маски" режиссер Алвис Херманис. Эстетика его спектакля "Латышская любовь" парадоксальным образом перекликается с открывшими внеконкурсную программу спектаклями театра "ARTиШОК" и позволяет понять, почему клоунада иногда граничит с дурной эстрадой, а иногда превращается в настоящее искусство.



Алвис Херманис не чурается гротескного грима и откровенного сценического шаржа. Он запросто может надеть на своих героев толщинки. Так он поставил когда-то "Ревизора" (корпулентная солидность придавала гоголевским персонажам сходство с винни-пухами и пятачками). Так сделал свою знаменитую "Соню" (Соню играла не актриса, а артист, и спектакль казался поначалу ироничным трансвестит-шоу в духе Педро Альмодовара). Так решил "Рассказы Шукшина". Его "Латышская любовь" - из того же ряда.



Это удивительно, если учесть, что Херманис - знаменитый мастер театрального гиперреализма, органично включающий фрагменты реальности (например, газетные объявления о знакомствах) в реальность сценическую. И тем не менее у всех его спектаклей немного клоунская природа. Его герои всегда не только люди, но еще и немного социальные маски. А сами истории, которые рассказывает режиссер, - лиричны они или приправлены житейской грустью - всегда не только смешны, но еще и смехотворны.



В "Латышской любви" этих историй тринадцать. Старомодные книгочеи, хиппующие поэты, когда-то богемный, а ныне всеми забытый художник, старая балерина, скромный фотограф скитаются по жизни в поисках любви. Они все больше неудачники. Лузеры, полубродяги, люди обочины, люди одиночества. Они не прочь пожаловаться на свои злосчастья первому встречному (предпочтительней первой встречной). И их попытки любви почти всегда неудачные попытки.



По большому счету это спектакль не о чувствах и даже не об одиночестве, он о самой Латвии. О маленьком разворошенном муравейнике, который пытается выжить и сохранить цивилизованную мину, не утратив при этом своей идентичности. Межеумочное состояние страны Херманис передает через самую сокровенную сферу человеческой жизни. Герои "Латышской любви" общаются друг с другом не просто интимно, они общаются исповедально. Хорохорятся, петушатся, стремятся произвести впечатление, а все равно в конечном счете выворачивают души наизнанку. И сложно сказать, чего в этом больше - иронии или умиления, ибо в масках Херманиса никогда нет карикатурности, а в смехе злости.



Собственно, в "Ревизоре", действие которого разворачивалось не в независимой Латвии, а в заброшенной на необъятных провинциальных просторах "совка" точке общепита (ее держал сам Сквозник-Дмухановский, и жена у него там шеф-поваром работала, и дочка тут же на подхвате), он тоже являл нам пример клоунады с человеческим лицом. Окарикатуренные герои непостижимым образом вызывали в спектакле не отвращение, а безотчетную жалость. Гоголевский смех был сдобрен гоголевским же состраданием к маленькому человеку. Советские ляпкины-тяпкины и марьиантоновны, недалекие, простодушные, подворовывающие скорее по инерции и мечтающие о сапогах-чулках и соленых огурцах на зиму, были так же трогательны в своей нелепости, как герои "Латышской любви"...



Маленький, независимый, угнездившийся в далеком Казахстане и объездивший пол-Европы театр "ARTиШОК" пользуется вроде бы той же, что и Херманис, эстетикой сострадательного гротеска. Несколько лет назад он приезжал к нам на фестиваль NET и привез тогда очень смешной и очень трогательный спектакль "Back in USSR". В работе девушек (а "ARTиШОК" по преимуществу - женский театр) пленяла творческая свобода, какую редко встретишь на задворках - да еще центральноазиатских задворках - театрального мира. Три актрисы-клоунессы вспоминали свое детсадовско-октябрятско-пионерское детство и нашу - некогда общую - страну. Их сценические приемы были просты, но темы скетчей беспроигрышны. Вероника Насальская, Елена Набокова и Елена Тайматова играли клоунесс, которые играют детей. И в этом двойном отстранении была заключена спасительная фишка их незамысловатого, но пронзительного театрального сочинения.



Девочки в красных галстуках чуть не теряли сознание, случайно расколов гипсовый бюст Ильича, фигели при виде заграничной жвачки, вступали друг с другом в неуставные пионерские отношения, узнавали о смерти Брежнева и очень старались заплакать, под звуки гимна стояли до одурения в каком-то там почетном карауле. И совершенно случайно - просто заигравшись - рвали на части карту нерушимого Союза. Они обитали в едином для всех нас "красном уголке" брежневско-черненковской эпохи, в ситуации глубокого застоя и накануне страшных катаклизмов, о которых в спектакле пророчествовали без всякого пафоса. По-клоунски. Устами младенцев...



Теперь девушки попытались теми же примерно средствами поставить спектакль об освоении космоса Советским Союзом (режиссер Галина Пьянова). Внеконкурсную программу "Маски" они открыли спектаклем "Гагарин". И природа их нового спектакля вроде бы та же - клоунски-импровизационная. Но тема не дается, не клеится, все время выскальзывает из рук. Она ведь вроде благодатная. Летающие в космос собачки. Нервное стремление догнать и перегнать сытую Америку. Строительство космического корабля при неумении спроектировать сносную легковушку. Ну чем не повод для анекдотов... Девушки верно уловили эту анекдотическую природу нашей космической эпопеи. Уловили, но дальше двинуться не смогли. Их клоунада в "Гагарине" лишь изредка кажется смешной, чаще агрессивной. Вот они представляют дружескую попойку работниц комбината (одна из них по имени Валька скоро покинет производство и уйдет в космонавтки), и с самого начала впадают в такой "камеди-клаб", что невольно ежишься. Вот изображают пьяных космонавтов в ресторане: женский алкоголизм плох, но мужской не краше. Вот представляют недалекую мать Гагарина, пытающуюся рассказать о том, как растила героя. А вот его же простоватого папу, стесняющегося, что сын его родился 8 марта, в женский день... Все вроде бы и правдиво, а как-то неубедительно. Чего-то в этом супе не хватает. Точнее, в нем очень много перца.



В "Back in USSR" девушки попытались разглядеть за идеологически-монументальным фасадом советской жизни что-то живое, теплое, подлинное. Вся идеологическая шелуха времени, увиденная тут детским взором, казалась именно что шелухой, из-под которой вылущивалось нечто роднящее всех нас, ибо все мы родом из детства... В "Гагарине" клоунессы титанически борются с мифом. Поразительное дело - побеждает миф. Он оказывается убедительнее анекдотов. Может, оттого, что на сей раз обаятельные актрисы "ARTиШОКа" лишили свой гротеск прежней сострадательной теплоты. Свой соцарт - легкого ностальгического привкуса. Они выплеснули из спектакля вместе с водой ребенка. Того самого, глазами которого им однажды удалось так талантливо (и, будем надеяться, не в последний раз) посмотреть назад в СССР.