Театральная компания ЗМ

Пресса

10 апреля 2009

Евгений Ткачук: "Я бы хотел сыграть Зилова"

беседовала Катя Павлова | "Золотая Маска" №3/2009

Как появилась идея «Шведской спички»? Как у вас сложились отношения со спектаклем, который критика дружно называет спектаклем-шуткой, после очень серьезных «Снегирей»?



Так получилось, что после ГИТИСа делать было по сути нечего. Меня с Ромой Шаляпиным взяли в ТЮЗ, там была одна работа на то время и масса свободного времени. Еще когда мы учились в ГИТИСе, наш режиссер Никита Гриншпун принес материал — три рассказа Чехова. Долго думали, а когда начали репетировать, поняли, что репетировать негде и не с кем, мы закончили учиться, и курса уже не было. И мы втроем — Никита и Рома и я — сели и стали думать над сценами «Шведской спички». Репетировали где попало: в общежитии, потом в ГИТИСе. Жили вахлацкой жизнью: где пришлось — уснули, где встали - порепетировали. Да и денег у нас тогда не было. Все это, конечно, смешно было. А потом, когда мы сделали пару эпизодов, позвали еще своих однокурсников, Тульчинского, Акимкина, Абашина, которым на тот момент тоже нечего было делать. Тогда появились еще сцены и музыкальное оформление. И в какой-то момент эти сцены сложились в отточенный, насквозь театральный спектакль. Была цель ничего на сцене не громоздить и не использовать вспомогательных средств, а создавать атмосферу и место действия только при помощи актеров. Как Никита говорит, надо «соткать спектакль из небытия». Задача, как оказалось, не из простых, но интересная. Потом нам предложили продолжить работу над спектаклем в Театре Наций, и мы обосновались там.

Все-таки мы думали сделать трагифарс, а спектакль, по моему собственному восприятию, так и не вышел на этот уровень. У меня нет ощущения, что доведена до конца линия Чубикова, человека, который вдруг понимает, что всю свою жизнь он прожил не так, как хотел. А мы стремились, чтобы в какой-то момент выходила на первый план тема из «Супруги», из финала рассказа, когда герой всю ночь сидит и смотрит на семейную фотографию с женой и родственниками и думает о том, как он мог жениться на женщине, которая даже на фотографии смотрится хищным зверьком. Это страшная история на самом деле. А у нас до конца не получилось дойти до этой грани. Вот и получается спектакль-шутка.



А что тогда хочется играть?



Для меня интересна была работа с Андреем Жолдаком в «Федре» как эксперимент над собой. Это была новая система координат, которую режиссер не объяснял, приходилось самостоятельно ее осваивать, оправдывать. Были мизансцены, которые нужно было выполнять, а внутреннюю линию надо было прочерчивать самому.
А что хочется сыграть... Ну, как говорится, проблема комедийных актеров в том, что им бы трагедию сыграть. Но мне очень жаль, что перестали играть «Снегирей». В спектакле занят весь курс, и многие уже не могут играть в связи со своей занятостью. А заменить хоть и можно, но тогда выходит совсем другой спектакль. Это обидно, но значит, надо идти дальше. Хочется сыграть даже не трагедию, а какую-то пронзительную вещь, что-то тонкое, психологически сложное. Ибсена, к примеру. Еще Зилова бы я сейчас сыграл с удовольствием. Это точно под мое настроение сейчас. Я, может, еще молодой, но попробовал бы. Вампилов - очень интересен для сегодняшнего дня, я бы даже поставил что-нибудь.



А что вам нравится в театре, в кино? Что привлекает вас как зрителя?


Меня всегда вдохновляет фанатизм в искусстве. Но фанатизм в меру, не сектантство, а страстная увлеченность. Когда искусство совсем отрывается от реальности — это не мое. Мне нравится, когда в творчестве адекватное отношение к миру сочетается со стремлением идти до конца. Иначе это превращается во вранье. Когда ты видишь в театре, что человек готов идти до края, то меня это всегда потрясает до слез. Каждый раз - как последний. Одним из таких впечатлений для меня стал спектакль «Карьера Артуро Уи». От самоотдачи Мартина Вуттке сносит голову, это стоит актеру многих сил, но видно, в какой эйфории он при этом. Столько лет выходить на сцену в этой роли и каждый раз отдаваться ей полностью!
И еще один спектакль произвел на меня такое же впечатление: «Арлекин» Стрелера с Ферруччо Солери. Весь спектакль ты следишь за тем, как актер буквально летает из одного угла сцены в другой, а потом выходит на поклон, снимает маску — и ты видишь, что он седой. И все, сидишь и не понимаешь, что же это за самоотдача, когда ты всю жизнь отдаешь ей, профессии. Мне так радостно знать, что есть такие люди. Я тогда сам хочу что-то делать и делать.
Кино я меньше понимаю. В театре я чувствую, идет на меня лавина энергии или нет. А в кино, по-моему, больше хитрости, и я не понимаю, где меня обманывают, а где нет. Последнее, что мне понравилось - «Залечь на дно в Брюгге» МакДонаха. По-моему, это очень точное кино про мир, в котором мы сейчас живем, с метафорами и настоящей драмой. Я люблю такое умное, завязанное на психологии кино.



А как получилось, что вы стали актером?



У меня папа актер. Он работает в Сызранском драматическом театре. Сначала мы жили в Ашхабаде, и я там уже играл всякую детвору. Когда мы приехали в Сызрань, я стал играть роли покрупнее, а потом создал свой театр в школе. В театр я пришел через отца. У меня есть желание найти пьесу и сделать с отцом спектакль на двоих. Это мечта, я ищу материал, где есть отец и сын, взрослый и молодой.



А к наградам как вы относитесь?



Это удивительно и приятно. Но сам-то все равно ты лучше про себя знаешь.


оригинальный адрес статьи