Театральная компания ЗМ

Пресса

1 апреля 2009

Особенности национальной любви

Марина Райкина | Московский комсомолец

Латыши любят долго, но часто


Показанный на “Золотой маске” спектакль из Риги “Латышская любовь” доказал, что источником вдохновения для художника могут быть старики и советские реалии. Что совсем не девальвирует любовь как понятие.



Любимец московских театралов Алвис Херманис со своей командой представил любовь в трех актах, 15 картинах и силами пяти актеров — двух женщин и трех мужчин. Общей продолжительностью в четыре часа. Артисты без грима и в одежде “как с улицы” сидят на стульях фронтально к залу и читают брачные объявления.



Остроносенькая блондинка: мужчина без вредных привычек познакомится с женщиной…

Голенастый парень с высоким лбом: квартиры для встречи нет, есть автомобиль.



Миловидная, волоокая брюнетка: молодая женщина ищет чуть симпатичного спутника жизни для совместного проживания…

Что же такое латышская любовь и чем она отличается, скажем, от украинской, карело-финской или кабардино-балкарской? По версии режиссера Херманиса, она оказалась возрастной. Артисты представляли совсем немолодых людей с присущим им возрастным набором — животы у мужчин, седые головы у тех и других, подагрические ноги, разговоры о болезнях. Поскольку режиссер выбрал стиль шаржа и карикатуры, то никто не искал правды характеров.

Возрастных особенностей рижские актеры добивались за счет внешнего рисунка. И тут следует отдать должное искусству постижеров, которые изготовили несколько десятков всевозможных париков отменного качества. В сочетании с гримом они делали артистов, и особенно артисток, не сразу узнаваемыми. Гуна Зариня, та самая остроносенькая блондинка, только что была пожилой занудой-библиотекаршей, а через пару историй уже соблазняла тинейджера-переростка в роли аппетитной училки.

Стариковская любовь не блистала страстями и сложными построениями — очень простые истории. Например, пришла старушка с прямой спиной, когда-то танцевавшая в кордебалете, к старику художнику. Он всего-то показал ей несколько картин с голыми натурщицами и яблоками, потом, правда, одетую, посадил старушку на постамент. Обложив яблоками, начал рисовать да и заснул. Или пришла женщина к мужчине в квартиру. Он вежливо предложил ей тапки. Из мешка, где пар 30 — рваных, деревянных, стоптанных или в виде крокодильчиков. А она, видно, что нервничает, но разговор ни о чем поддерживает. И вдруг: “А какая у вас зарплата?” Затемнение. И на сцене уже два аккуратно одетых приятеля определенной сексуальной ориентации на скамейке.


— Чем это воняет? — спрашивает один.

Другой размечтался, как бы хотел провести лето, но принюхался — действительно неприятный запах. Открыл рюкзак, понюхал.

— Это мой кот вчера умер. Пойдем хоронить.

Вот так кому рассказать — не смешно. А зал беспрестанно хохочет. Херманис и его актеры выстраивают образы и истории на деталях — походках, словах, на реалиях из советских времен, как-то: кот Борис, потому что в тот год избрали Ельцина, или бумажная лента, которой заклеивают окна на зиму от сквозняков. Дырчатые авоськи, сумки на колесиках, с которыми ходят по магазинам пенсионерки утиными походками. Но они тоже хотят любви и боятся одиночества.

Наивность любовных историй развивается на фоне декораций в стиле наив. Столы, кресла, шкафы нарисованы на фанерных щитах, которые монтировщики ставят за актерами. К “полотнам” изредка добавляют реальные стулья, горшки с фикусами или торшеры у журнальных столиков. Единство стиля во всем делает латышскую любовь очень стильной.

ссылка на статью
Особенности национальной любви


оригинальный адрес статьи