Пресса

17 апреля 2009

Олег Юмов и Мария Вольская: Степной минимализм

Лиза Спиваковская | "Золотая Маска" №4/2009

В основу спектакля лег не шекспировский текст, а пьеса по мотивам «Макбета» на бурятском языке. Почему?



Олег Юмов: Когда родилась идея этого спектакля (а это постановка не только одного Бурятского театра драмы, еще поддержку оказало Министерство культуры, Киностудия ГЭСЭР и продюсер проекта Баир Дышенов), нам срочно нужен был переводчик, потому что существующий перевод «Макбета» на бурятский язык довольно тяжеловесный. К тому же, в пьесе действие происходит в Шотландии, а нам хотелось его перенести на свою почву. Долго искали в Улан-Удэ переводчика-поэта-драматурга. Бояр Жигжитов – мой родной старший брат. У него бурятско-монгольское филологическое образование, он пишет эссе, маленькие рассказы, но не публикуется . С ним вдвоем мы и делали адаптацию.
В бурятской литературе мало поэтических жанров. И когда мы попытались ввести Шекспира в ритм привычного эпоса, опять получался очень несценичный текст, получалось сказание. Тогда мы обратились к народной поэзии, то есть к устному народному творчеству: в бурятском языке очень много афоризмов, пословиц, которые на слуху, в обиходе у бурятов. Есть у нас и жанр, похожий на японские трехстишия. Такие фрагменты в нашем переводе тоже встречаются. Ну а сюжет и фабула остались шекспировские.



Как это будет смотреться в Москве, как вы думаете?


Олег: У нас уже есть опыт Сибирского транзита в Барнауле (после которого мы и оказались в поле зрения «Золотой Маски»). В Улан-Удэ, между прочим, тоже население в большинстве своем русскоязычное, а мы играем без синхрона, чтобы поэзия была слышна. Те, кто еще со школы знает сюжет «Макбета», говорили, что очень интересно считывать эту историю про собственную действительность. Появилось выражение «бурятский Шекспир». Через этот эксперимент Шекспир стал ближе, понятнее. Все равно ведь, когда мы приходим в кино или в театр, зрелище, которое мы видим, от нас далеко. Это происходит где-то в Америке, или, как здесь, далеко в Шотландии. А у нас этого барьера нет, действие происходит в степях.
Здесь, в Москве, субтитры будут на основе перевода Пастернака с незначительными изменениями. На русском языке перевод с английского длинноват, есть некоторые места, которые тормозят действие: персонаж принимает решение, вся психофизика двигает вперед, а текст тормозит. Между бурятским и английским, мне кажется, больше созвучий, чем между английским и русским, пусть очень поэтичным, образным. Тем более, что «Макбет» – одна из самых коротких и динамичных пьес у Шекспира. Для меня лестно было услышать, когда после спектакля кто-то сказал: это как скачка.



А что касается визуального решения спектакля, как это сделано?


Мария Вольская: Декорация у нас почти белая, светлая, и здесь очень интересно работать со светом. Мы делали стилизацию на основе национальных костюмов: смесь английских, бурятских, монгольских элементов. Монгольский крой, узор, украшения. Есть огромное количество канонов, которые у нас соблюдены.



Олег: Название «Степь в крови» – это парафраз названия фильма Куросавы «Трон в крови» на тот же сюжет, но только у него место действия – Средневековая Япония. Я посмотрел этот фильм еще давно, на втором курсе, и мне очень захотелось сделать «Макбета» у себя. Нужна была степь, но не однообразное пространство, получился степной минимализм.




А музыкальное оформление кто придумывал?



Олег: Тут опять-таки моя слабость – задействовать в спектакле живые национальные инструменты, причем чтобы на инструментах играли не специально нанятые музыканты, а чтобы сами актеры во время репетиционного процесса овладели какими-то инструментами. А с другой стороны – современная музыка: бас-гитара, барабанная установка. За основу взята народная песня, у которой есть несколько вариаций – из тех, которые известны каждому из многочисленных бурятских родов. Это песня-тоска об утраченной родине. Там поется о том, что буряты вышли оттуда, где нет зимы, где всегда тепло, пастбища цветут, деревья плодородны. Песня о чем-то утраченном.



С пьесой «Макбет» связаны темные истории, говорят, опасно ее ставить…


Мария: Да, есть целый ряд текстов, за которые я бы не рискнула браться. Например, «Мастер и Маргарита». Вот про «Демона» тоже говорят, что его не надо ставить. А я играла в спектакле по «Демону» (спектакль «Демон. Вид сверху» в лаборатории Дмитрия Крымова – Примеч. ред.). А «Бесы» Достоевского разве не из таких?

Конечно, это страшная тема, там много крови. Это мистическая пьеса, и главный вопрос – как их решать ведьм. Мы решили, что эти ведьмы – духи степи, которые ставят Макбета (в нашем спектакле – Максар Хана) перед выбором: можешь пойти по такому пути, а можешь – по другому.



Олег: Они провокаторы. Если нет ведьм, этих «пузырей земли», как говорят театроведы, то и пьесы нет. Но мне не нравится слово «ведьма». Не очень интересно следить за тем, как страшные, уродливые ведьмы-старухи сгубили доброго шотландского парня Макбета. С другой стороны, все что связано с мистикой, связано с религией. А уходить в шаманизм или в буддизм, было бы неправильно. У нас это условные персонажи, их работа – проверять и провоцировать людей. Когда Макбет, совершив чудо, выиграл сражение, появляются персонажи, которые его проверяют. Судьба ведь испытывает либо в большом счастье, либо в глубоком несчастье.



Мария: Это как пройти огонь, воду и медные трубы.



Олег: Макбет осознает, что это его внутренние соблазны, внутренние демоны. Если бы он не вмешался в собственную судьбу, пасьянс мог разложиться по-другому. Есть маленькая сцена между леди Макбет и Макбетом после того, как Макбет подослал убийц к Банко – они остаются вдвоем и уже тогда, в середине пьесы, осознают свой проигрыш, потому что, переступив через кровь, они переступили через себя. Это история про то, как человек споткнулся, соблазнился, но гордо, до конца принимает удар. Вот почему фигура Макбета не может быть однозначной. Он в первую очередь воин, который идет до конца, отвечает за свои поступки, и в этом его благородство.



Мария: А Леди (в бурятском варианте - Максармаа хатан) сильнее своего мужа. Она подталкивает его, без нее он никогда бы не решился на то, на что решился.



Олег: И здесь все завязано на взаимоотношениях мужчин и женщин в Монголии. Оказывается, коновязь (столбик, который ставится, когда люди определяются в жизни, становятся мужем и женой) держит женщина. Очаг, вся юрта на ней. Выражение «коня на скаку остановит» - это про бурятскую женщину – она каждый день выходит останавливать табуны. Так что они друг друга стоят.
Если бы я когда-нибудь овладел профессией драматурга, как Том Стоппард сделал пьесу «Розенкранц и Гильденстерн мертвы», я написал бы взгляд на эту же ситуацию через Леди Макбет. Мне кажется, это может быть удивительная тема.




Можно спросить вас про сильные впечатления? Театральные и не только…


Олег: В театре (может быть, я мало хожу в театр) хорошее впечатление на меня произвел «Опус №7» Крымова, вторая часть, про Шостаковича.
Тот же самый Куросава снял фильм на сюжет «Короля Лира» - «Ран», только там история происходит в Японии, и вместо дочерей – сыновья. Для меня это катарсис.
Меня восхищают кинорежиссеры-классики: Кубрик, Бергман, Феллини. В них можно бесконечно черпать вдохновение, импульсы к творчеству.



Мария: Если говорить о театре – это «Гамлет» Някрошюса, не «Макбет» и не «Отелло», а именно «Гамлет». В кино для меня – это Параджанов.



Мария – выпускница мастерской Дмитрия Крымова, Олег – мастерской Сергей Женовача. Как повлияла на вас ваша театральная школа?


Мария: Я играла в трех спектаклях, где мы все делали сами. И сценографию, и костюмы, и реквизит. Это очень полезный опыт, когда ты понимаешь: как сделаешь, так и будешь выглядеть. К тому же, мы рисовали прямо во время действия. Это очень интересный эксперимент, но для меня было важно вовремя остановиться.



Олег: Два года я проучился у себя в Бурятии в Институте культуры по специальности «руководитель театральных коллективов». Оттуда смотрел на Москву, и она казалась очень далекой. Мне было едва 18 лет, и знакомый парень со старшего курса ехал поступать в ГИТИС. Единственное слово, значение которого я понимал – это ГИТИС. В конце концов, я очень благодарен тому, кто там, наверху, раскладывает за нас пасьянсы, за то, что я оказался здесь именно в тот год, именно с этими людьми, именно у Сергея Васильевича Женовача. Ведь хороший режиссер не всегда бывает хорошим педагогом, а тут получилось просто счастье. Открываю буклет номинантов и смущаюсь, что наши фотографии здесь стоят в одном ряду.
Я благодарен Москве за то, что она дала мне профессию. Думаю, что этой номинации Сергей Васильевич даже больше рад, чем я. Как родители смотрят на первые шаги своих детей. Причем шаги сейчас важнее, чем результат.



Мария: А диплом я делала с Сергеем Михайловичем Бархиным - «Баню» Маяковского. И я тоже не избежала чувства неловкости от того, что в буклете «Маски» моя фотография рядом с его фото. Сергей Михайлович – фантастический педагог и гениальный художник.



А есть ли какой-то тип актера, кого актера вы бы хотели видеть рядом с собой, если бы можно было выбирать?


Олег: Я не верю в то, что артист может быть плохой или хороший. Есть актеры и есть неактеры. Я жду актера, который был бы профессионалом своего дела. Для меня это не просто общие слова, потому что сейчас почему-то очень мало профессионалов. Актер ведь работает собственной душой, уж извините за пафосное выражение. Важно, чтобы человек был искренним на сцене. Чтобы он был чист. Ведь приходишь в театр – и либо через слезы, либо через смех, задумываешься о чем-то. Нужны артисты, которые сами об этом чем-то задумываются. Важно, чтобы было, с чем сопоставить то, что играешь. Иначе как сыграть Зилова, например. Не в буквальном смысле, но все пропускаешь через себя. В этом смысле в Бурятском театре сногсшибательный актерский резерв.
Честно говоря, начинаю задумываться о своем театре. Хочется бега на длинную дистанцию. Это как от писания трехстиший перейти к поэмам.



А над чем вы сейчас работаете?



Олег: В Омске, в «Пятом Театре» будем трудиться над Буниным.



Мария: Олег написал инсценировку-композицию из трех рассказов.



Олег: «Чистый понедельник», «Мадрид» и «Митина любовь». Они будут перемешаны, потому что все три истории завязываются на Тверском бульваре. А рассказчик, наблюдатель, сочинитель этой истории…



Мария: … и свидетель…



Олег: …это памятник Пушкину. Стоял, стоял на бульваре, увидел три истории любви и решил рассказать. Бунин, по-моему, - русский Акутагава: жанр любовного созерцания.



Мария: В этих рассказах, написанных в эмиграции, такая тоска по родине, боль осталась. Это очень хороший материал.



Олег: Да и Омский театр очень хороший. Осталось только найти золотой ключик…




оригинальный адрес статьи