Пресса

26 марта 2009

“Человеческий голос” - номинант “Золотой Маски”

Марина Тимашева | Радио Свобода

Марина Тимашева: “Человеческий голос” это пьеса Кокто. В ней действует одна героиня. Она разговаривает по телефону, ее собеседника мы не слышим, и только догадываемся, как он отвечает. Опера Пуленка впервые была исполнена в 1959 году – 50 лет назад. В Москве ее впервые представили в 1965-м, дирижировал Геннадий Рождественский, пела Галина Вишневская. В России это произведение исполняется не слишком часто. И вот 1 апреля в Театральном зале Дома музыки его представит Фонд “Русское исполнительское искусство”. Спектакль выдвинут на “Золотую Маску” и это кажется почти невероятным, потому что в нем участвует Московский молодежный камерный оркестр и певица Ольга Балашова, а все они – студенты. Разве что за пультом - итальянский маэстро Паоло Вальери. О сочинении Пуленка и не только о нем мы разговариваем с ректором Института имени Ипполитова-Иванова, главным дирижером молодежного оркестра, руководителем Фонда “Русское исполнительское искусство” Валерием Вороной.




Валерий Ворона: Это опера в 20-м веке - одна из самых заметных. А мы - абсолютно молодежный проект, у нас нет ресурсов, которыми обладают стационарные театры, у нас нет государственной поддержки, все это сделано на откровенном энтузиазме. Оркестр наш состоит из лучших студентов Москвы, стипендиатов Фонда “Русское исполнительское искусство” и это, в общем, их инициатива, молодежи. Мы знали, что всегда с большим трудом удавалось преодолеть визуальную статику оперы Пуленка. Там - один исполнитель, к нему быстро привыкаешь, и надо чем-то держать внимание публики, потому что иначе получится просто концертное исполнение. И вот мы пошли на эксперимент. У нас есть молодая певица, студентка нашего Института имени Ипполитова-Иванова, Ольга Балашова. Она от природы обладает прекрасными вокальными данными, и еще пластикой - она такая тонкая, гибкая. И мы попытались в одном лице соединить и вокал, и хореографию, и пластику. Мы постарались сделать так, чтобы это не мешало музыке, не отвлекало от музыки, а было органично. Все, что необычно, вызывает иногда протест. На этот раз этого не было.




Марина Тимашева: Протеста явно не было, раз эксперты “Золотой Маски” выбрали работу не репертуарного театра, что бывает редко, да еще работу, в которой заняты студенты.



Валерий Ворона: Для нас - большая радость, что молодежь ворвалась в профессиональную элиту. Но здесь еще примета нового времени. Сейчас мы, практически без помощи государства, нашли ресурсы для поддержки музыкантов, платим свои стипендии и премии. Впервые такого масштаба негосударственная поддержка - просто от общественной организации. И это уже дало плоды. Люди, которые попали в поле нашего зрения, наши стипендиаты, становятся лауреатами международных конкурсов, они перестали уезжать за рубеж, они почувствовали себя востребованными, и пошла какая-то новая энергия. Они были просто потухшие до этого. И то, что такой проект родился, показывает, что у нас замечательная молодежь, что у нас удивительная почва, которая создавалась веками. Ведь такую развитую музыкально-образовательную систему трудно где-то найти. Хотя сейчас, на моем веку, подвижек особых не было, наоборот, все ветшает. Но обратить на это внимание стоит, потому что, если в России этот очаг погаснет, то неизбежно упадет общая планка мирового исполнительского искусства. Есть разные структуры, которые защищают памятники архитектуры, есть те, которые природные всякие ресурсы защищают, «зеленые», а вот охранять личностей, носителей какой-то культуры - такой структуры нет. Мы в какой-то степени берем на себя эту функцию. Поэтому назвали свой фонд “Русское исполнительское искусство”.





Марина Тимашева: Валерий Иосифович, вы же главный дирижер Молодежного оркестра. А почему вы, в случае с оперой Пуленка, переуступили место за пультом итальянскому дирижеру Паоло Вальери?



Валерий Ворона: Действительно, постановка осуществлена мной. Более того, я давал возможность молодому нашему ассистенту Михаилу Искрову стоять за пультом, потому что у меня нет цели раскручивать себя, как дирижера. Наша цель - предъявить новую молодежь и, наоборот, дать оркестру возможность работать с крупными мастерами, а не только со мной. Я, конечно, веду всю подготовительную работу, и, когда есть возможность, выхожу на сцену. Мне это очень нравится, я в этом смысле человек начинающий, потому что мне пришлось этим заняться не по собственной воле. Я - скрипач, но так получилось, что у нас в институте умер дирижер, некому было его заменить, меня предыдущее руководство попросило порепетировать с оркестром, и ректор говорит: “У тебя пошло, к тебе ходят на занятия, ты и продолжай”. Мне пришлось этим заниматься. И по инициативе стипендиатов родилась сборная Москвы, молодежный оркестр. Он очень быстро стал популярным, занял достойное место, и с ним уже крупные дирижеры работали. На интересных зарубежных и наших фестивалях выступаем, и везде производим очень хорошее, свежее впечатление - и с профессиональной точки зрения, и с репертуарной, и с визуальной. Красивый у нас оркестр. А сейчас мы пригласили итальянского дирижера, поскольку, как только мы нашу певицу показали (вот тоже эффект), ее сразу стали приглашать крупные дирижеры, она уже пела с “Виртуозами Москвы”, ее уже пригласили на стажировку с Италию, там она познакомилась с этим дирижером. И я пошел на это из-за перспектив проекта, а не собственных амбиций. Если у Паоло Вальери есть намерение показывать это на Западе, значит, это для нас большое дело, и, к тому же, он действительно большой мастер.



Марина Тимашева: Он - руководитель Миланского оркестра?



Валерий Ворона: Да.



Марина Тимашева: Пьеса Кокто написана для одного голоса, и повествует об одиночестве. И в ней не случайно нет второго героя. А у Пуленка есть оркестр. Значит, голоса инструментов вступают в какие-то отношения с голосом певицы. Что это дает, на ваш взгляд, что это меняет, что это добавляет или это разряжает немного ситуацию одиночества героини?



Валерий Ворона: Я думаю, что это ситуацию одиночества никак не разряжает, а, наоборот, дополняет, потому что музыка может то, что не могут передать слова. И мне кажется, что она усиливает вот это щемящее ощущение. А проблема одиночества на самом деле все возрастает с развитием цивилизации, мне кажется, и будет возрастать. Во-первых, каждый человек это отдельный космос, он самодостаточен, и взаимодействие с другими космосами это всегда большая проблема. Полное слияние душ такое же редчайшее явление, как великое произведение искусства. И, видимо, угадали Кокто и Пуленк эту тему. И, конечно, этому надо как-то противостоять, потому что мы все-таки сообщество людей, мы - коллективный разум. А любовь - сфера малопостижимая, настоящая любовь в себе все содержит – и драматизм, и трагедию, и счастье, и все на свете. Но в данном случае рассматривается аспект одиночества, здесь человек, которого, видимо, предали или не поняли, и самое святое, ради чего он существовал, теряется, и теряется смысл жизни вместе с любовью. Наверное, любовь это главное наше предназначение.



Марина Тимашева: По восприятию музыка довольно простая, очень изящная.



Валерий Ворона: Она хорошая, она хорошо слушается.




Марина Тимашева: А для исполнения?



Валерий Ворона: Партитура непростая. Нужно с ней хорошо работать. Но я вам скажу, что, как ни странно, молодые музыканты это хорошо улавливают. Сейчас они уже начинают быстрее во всем разбираться, по своему развитию в каких-то вещах нас даже превосходят и улавливают какие-то вещи, до которых нам надо было добираться. И, наверное, они больше ценят и понимают тонкости в этих взаимоотношениях, и в любви, в том числе.



Марина Тимашева: Ой, как интересно! Вы - ректор института и руководитель оркестра молодежного, и много видите молодых людей. А я, в основном, слышу от профессуры, что общий уровень культуры падает чрезвычайно.





Валерий Ворона: Я с этим согласен, но это уже немножко другая сфера. Это сфера как раз преобразований в обществе, потому что теряется престиж профессии. Люди уходят в другие сферы, люди понимают, что в этой сфере они не создадут себе нормальные условия жизни, и дети уже не идут в эту профессию.



Марина Тимашева: А меньше абитуриентов стало у Института Ипполитова-Иванова?



Валерий Ворона: В Москве это не так ощущается, потому что в Москву все съезжаются, а в провинции очень сильно ощущается. А мы питаемся провинцией. Так или иначе, уровень падает даже в Москве, потому что педагоги не обеспечены адекватно своему уровню и возможностям, у нас прекрасные специалисты, но они не могут на одном месте работать, они вынуждены ездить, давать мастер-классы, давать концерты, чтобы как-то существовать. А наша традиция заключена в том, что педагог занимается с учеником как духовник, как наставник, как родитель На Западе это не так, там, чем больше получишь мастер классов у разных педагогов, тем больше твое резюме, послужной список, твой статус. У нас - наоборот, если ты изменил своему педагогу, это равноценно тому, что ты изменил своим родителям. В этом есть недостатки, но в этом есть и большое преимущество, потому что формирует личность. Недостаточно быть хорошим исполнителем-ремесленником, нужно стать личностью, чтобы мир проявил к тебе интерес, и чтобы впитать все, что в мире создано в этой сфере. А, в связи с тем, что это истончается, педагоги стали разъезжать, меньше внимания уделять каждому студенту, получается так: до седьмого класса у нас все вундеркинды, а потом, когда происходит перестройка, личностей нет, самобытность теряется. Вот именно то, ради чего изучается вся эта технология, самое главное исчезает.



Марина Тимашева: Беглость пальчиков остается, а….




Валерий Ворона: Да. Так что здесь я поддерживаю наших профессоров, но, вместе с тем, думаю, что, может быть, люди поймут, что это один из наших приоритетов, что к нему нужно внимание, независимо от общеэкономической ситуации. Потому что, если ждать, эта сфера погибнет, тогда не будет прогресса ни в какой области, мы превратимся в дикарей просто.



Марина Тимашева: Валерий Иосифович, вы же были в Совете президента по культуре и разрабатывали концепцию по музыкальной культуре.



Валерий Ворона: Это было при президенте Ельцине, больше 10 лет назад. Там очень много вещей обсуждалось каждый раз, но вот такой стержневой момент, который до сих пор не решен, - “Закон” о меценатстве. Нам уже тогда говорили, что в Думе он лежит уже много лет… Ведь получилось, что старую систему убрали и объявили, что, господа, коммунизм и социализм закончился, крутитесь, как хотите. Но тогда надо создать какую-то общепринятую возможность для саморазвития.



Марина Тимашева: Речь идет о том, чтобы суммы, которые меценаты дают творческим организациям, будь то оркестр или театр, освобождались от налогов, как это сделано в Америке или в Германии.




Валерий Ворона: Как везде, во всем мире. Почему-то у нас этого боятся. Это же помогает государству, это снимает с него большую социальную нагрузку. Даже на примере одного нашего Фонда это видно, и мы можем сейчас гордиться, что появилась такая возможность. Раньше ее не было. Если одна организация может оказать негосударственную поддержку музыкантам, то дайте возможность развиваться этим организациям. Они не могут развиваться без этого закона, потому что они существуют на пожертвования, а пожертвования, те, кто нам их делает, делает вопреки, а не благодаря.




Марина Тимашева: Фонд “Русское исполнительское искусство”, во-первых, дает стипендии молодым ребятам, во-вторых, помогает им с обучением, в-третьих, помогает с записями, с концертными выступлениями. А кто вам помогает?




Валерий Ворона: Они не хотят, чтобы мы об этом рассказывали, потому что это будет воспринято, как какая-то политическая акция, что они себе зарабатывают дивиденды политические. Они поддерживают медицину, науку и культуру. Эта программа у нас уже идет седьмой год, наша Ассоциация и Фонд существуют с 1992 года, значит, 10 лет мы работали без этой программы, и нам было гораздо труднее. Трудно, у нас стабильности нет. Как только появляется стабильность, так растет интерес к нашим проектам и благотворительности. Как только появляются такие вещи, кризис, всем, конечно, не до нас, и очень трудно выживать. Ну, мы много уже испытали за это время, прошли трудностей, закалились, не собираемся останавливаться. Я не теряю надежды, что все-таки должен быть такой проект, потому что вклад России в эту сферу очень существенен. Российские музыканты получают звания лучших музыкантов мира и премии от тех стран, которые далеко от нас отстали. Это все равно, что наши “Жигули” будут давать премию “Мерседесу”.




Марина Тимашева: В государственная стипендия в Институте Ипполитова-Иванова, она сейчас какая? Вообще, сейчас есть стипендия?



Валерий Ворона: Есть. Это 1100 рублей



Марина Тимашева: А повышенная существует?



Валерий Ворона: Повышенная существует, это еще плюс 500 рублей.




Марина Тимашева: Понятно. А при этом, в большинстве своем, ребята приезжие?



Валерий Ворона: Да. У нас приезжие ребята, 70 процентов приезжих. Что касается нашего Института, мы немножко в стесненных, по сравнению с другими, находимся обстоятельствах, потому что институт возник не так давно - в этом году мы отмечаем 15 лет.




Марина Тимашева: Раньше было только Училище.



Валерий Ворона: Да. Ему уже 90 лет. Одно из старейших, и на его базе возник институт. Но училище было московского подчинения, для москвичей. Там не предусматривалось общежитие. А Институт - федерального подчинения, и училище теперь федерального подчинения, и к нам едет вся Россия, а общежития по-прежнему нет, и здание то же, что было для училища.



Марина Тимашева: А гранты для стипендиатов фонда, они какие?



Валерий Ворона: Государственная стипендия, будем говорить, максимум 30 или 50 долларов, а наша доходит до 200 долларов, а гранты у нас - до 500 долларов ежемесячно. Но если годичный грант, то это 5 тысяч долларов.



Марина Тимашева: Выгодно быть хорошим молодым музыкантом.




Марина Тимашева: Как вы один можете со всем этим управляться. Ректор это же и административная, и хозяйственная, и организационная нагрузка, плюс вы наверняка преподающий ректор. Плюс, вы главный дирижер оркестра, и вы музыкант, и у вас фонд, которым вы тоже должны заниматься. Простите, как это может быть?



Валерий Ворона: В том-то и дело, что так не должно быть, это моя большая проблема.. Это неправильно, нельзя в этом смысле брать с меня пример. Но мне многие люди помогают, и среди стипендиатов много волонтеров, многие проходят у нас практику. У нас такое серьезное дружеское объединение. Хотя вопрос команды он всегда самый трудный. Многим хочется прийти погреться, что-то получить, но есть и настоящие преданные люди, благодаря которым я, наверное, выживаю. На самом деле это неправильно, потому что каждое из направлений требует отдельной жизни. А если уж говорить о скрипке, то она вообще ничего не прощает, ни малейшей измены. Я для себя сделал этот выбор, потому что, когда все начиналось… Как оно начиналось? Очень просто. Я преподавал и играл, и мне вполне этого в жизни хватало в советское время. Но когда начались перемены, открылся железный занавес, все стали разъезжаться, все стали разбегаться, и как-то заболела душа , ведь мы-то сами мы попали в Золотой век. Пожалуй, я даже в истории не припомню, где еще была сосредоточенность таких великих личностей в одно время. Я из провинции приехал, я родился и вырос на Украине, и уже в Москве в ВУЗ поступал. А училище и школу заканчивал там. И в то время были Ойстрах, Коган, Ростропович… чуть-чуть не застал Нейгауза, Гнесиных. И Шафран, Вайман, и многие другие музыканты - целая плеяда, такое богатство было, такой для нас авторитет и недосягаемость. И мы чувствуем, что не можем передать будущим поколениям эту атмосферу. Она в какой-то степени потеряна. И вот эта боль заставила нас объединяться. Спасение утопающих дело рук самих утопающих. И, когда начались перемены, во мне проснулся юношеский азарт. А я вырос в очень интересной группе, в очень интересной атмосфере. Мне повезло. У нас был педагог с божьей искрой, он ученик Столярского, гениальный скрипач, но его мир не узнал, потому что он в провинции прожил свою жизнь, посвятил ее нам, зато нам очень повезло. Такой атмосферы я больше не встретил ни в книгах, ни в реальности, нигде, которая у нас была в школе. И группа, в которой мы учились, она небольшая, скорее, родственники, чем друзья. Более того, из маленькой одной группы, из 12 человек, все поступили в ВУЗы. Если бы у нас был в Херсоне ВУЗ, мы бы никуда не уехали, ни в Москву, никуда. А вот я, первым из скрипачей, прорвался в Москву. Один из нашей группы стал сейчас очень известным писателем , это Борис Евсеев, другой стал известным музыкантом на Западе, в Дании живет - Александр Запольский, прекрасный скрипач, композитор, аранжировщик, создатель квартета, известного в Европе, солист Датского радио и профессор Датской Королевской консерватории. Все из одной маленькой местной группки. Так вот, во мне проснулся какой-то азарт, и я подумал, что, наконец, мы можем собрать опять свою команду, свою компанию. С этим оказалось труднее, но, тем не менее, Ассоциацию мы создали, дело пошло, и вот, значит, на том этапе я легко этим управлял. Но стало каждое направление развиваться, а это требует отдельной структуры, и теперь мне трудно это бросить. И я, конечно, для себя сделал выбор: ну, хорошо, одним скрипачом станет меньше. Я стал меньше играть, хотя вот сейчас, наоборот, востребованность растет, я начинаю больше играть. Но, думаю, одним скрипачом больше или меньше, ничего не случится. А если мы потеряем поколение? Я вижу в этом большую свою ответственность, в том, что сохраняю то, что сам получил от своих педагогов. Студенты у меня есть хорошие, есть лауреаты, и с большой перспективой есть, я этому очень рад. Бросить это трудно, поэтому вопрос - в команде. Если я увижу, что появляются достойные люди, которым это можно доверить по-настоящему, я это оставлю. Я бы с удовольствием только играл и преподавал.




Марина Тимашева: Хороший музыкант и зачем ему все это, в конце концов, есть он, есть скрипка…




Валерий Ворона: Дело в том, что музыканты должны заниматься сами собой, у нас нет структур, которые занимаются ими. Государственные структуры разрушились, новых продюсерских центров, которые работают на западном уровне, пока не создано. Значит, музыкант должен заниматься сам собой и своим продвижением, а это малореально. Потому мы берем на себя какие-то функции, чтобы помочь.







оригинальный адрес статьи