Пресса
Конкурсная программа
Региональные проекты
«Золотая Маска в кино»
Зарубежные проекты
«Золотая Маска в городе»
Детский Weekend
Внеконкурсная программа
Архив
14 февраля 2010
Традиционный российский театральный фестиваль «Золотая маска», уже шестнадцатый по счету, стартует в столице не скоро – 27 марта, в Международный день театра. Однако специальная программа фестиваля «Премьеры Мариинского театра в Москве» уже прошла – концертным исполнением «Свадьбы Фигаро» на сцене Дома музыки и двумя спектаклями «Женщины без тени» в Большом театре прославленный питерский коллектив отметился на всероссийском форуме. Но если в былые годы вынос мариинских спектаклей за фестивальный график был обусловлен плотным гастрольным потоком, в котором вечно кружится труппа Валерия Гергиева, то в этом году – это, скорее, некая компенсация московским театралам-меломанам за тотальное неприсутствие Мариинки на фестивале вовсе: в марте-апреле труппа не только не посетит Москву, но в столице вообще не будет показан ни один мариинский номинант – ни «Гоголиада», ни «Идоменей», да и «Свадьба Фигаро» добралась до Первопрестольной без декораций, костюмов и была представлена не на театральной сцене, а на концертной – хорошенький показ на театральном фестивале!
Вообще, предстоящая «Маска» по оперному ведомству бедна, словно церковная мышь. Помимо «облома» с Мариинкой, не приедет еще и Новосибирский театр оперы и балета и Москва не увидит ни «Князя Игоря» (своего столица не имеет уже лет восемь – ни в одном из театров), ни еще более заманчивого «Макбета» - нашумевшую копродукцию с Парижской национальной оперой. Организационно-финансовые трудности фестиваля привели к тому, что столичным операманам будет предложено всего три немосковских спектакля – «Дон Жуан» от «Санктъ-Петербургъ-оперы», «Свадьба Фигаро» от Екатеринбургского театра оперы и балета и новая опера А. Чайковского «Один день Ивана Денисовича» в постановке Пермского театра оперы и балета.
В силу этого «Премьеры Мариинского театра в Москве» этого года вполне могут соперничать с основной программой фестиваля. Первым блюдом от маэстро Гергиева – а обеими операми дирижировал сам худрук – стала знаменитая моцартовская комедия положений, представленная в Светлановском зале в последний январский день. В Петербурге «Свадьба Фигаро» имеет на мариинской сцене сегодня аж два лица! – в основном историческом здании идет спектакль Юрия Александрова (постановка 1998 года) на языке оригинала, т.е. по-итальянски, а для новехонького концертного зала театра в прошлом сезоне Александр Петров, главный режиссер питерского детского музыкального театра «Зазеркалье», создал вариант «для народа» - на русском языке (в знаменитом переводе великого Чайковского). Именно этот вариант должен был прибыть в Москву, но доехал лишь в усеченном виде. Правда, певцы на концертной площадке строго следовали мизансценам, и все исполнение было выдержано в игровой, театральной манере, поэтому в определенной степени мы все же можем говорить именно о спектакле.
Первое слово, которое всплывает в уме при анализе работы Петрова, это – естественность. А второе – легкость. Именно легкость, а не легковесность. Режиссерская работа прозрачна, логична, проста и естественна, а оттого воспринимается необыкновенно живо, легко. В отсутствии декораций и костюмов можно было в полной степени почувствовать весь шарм и обаяние комедии Бомарше – мизансцены гармонично дают певцам проявлять свои актерские способности и ничуть не мешают им петь. От этого концертный вариант совсем не сковывал вокалистов, напротив, они могли реализоваться максимально. В определенном смысле подобное прочтение оперы сегодня – профессиональная режиссура, мизансцены в строгом соответствии с либретто и отсутствие театрального визуального ряда в виде декораций и костюмов (в особенности в тех случаях, когда сценография «не совсем про то», про что написана опера) – это хорошая альтернатива постмодернистским извращениям, обильно наводнившим современные музыкальные театры мира.
«Свадьба Фигаро» была почти сплошь отдана на откуп молодежи Мариинского театра. Молодежи, безусловно, небесталанной, однако, вместе с тем, и небеспроблемной по части владения своим инструментом. Евгений Уланов (Граф) и Вадим Кравец (Фигаро) весьма импозантны, фактурны, обладают приятными и звучными голосами (по крайней мере с акустически непростым Светлановским залом у них проблем не было), однако у обоих проблемы с верхним регистром – как нотка повыше попадается, так – силовая манера, настоящий штурм и, как следствие, разваленная вокальная позиция, несфокуссированный звук. Анастасия Калагина продемонстрировала слишком легковесное для партии Графини лирическое сопрано, к тому же интонационно не всегда безупречное. У Елены Цветковой (Керубино) красивое меццо, но держалась артистка на сцене достаточно скованно и не раз ошибалась в музыкальном материале. Из центральных персонажей, пожалуй, лишь Карина Чепурнова (Сюзанна) не вызывает никаких нареканий, напротив, сочетание качественного вокала (несмотря на опереточное прошлое), модельной внешности и сценической свободы (видимо, этому же опереточному прошлому благодаря) делали ее настоящим центром спектакля.
От мариинского оркестра впечатление противоречивое. С одной стороны, порадовал легкий, воздушный звук, так нехарактерный для манеры Валерия Гергиева и столь уместный в моцартовской опере, но с другой, неудобная рассадка на сцене, когда певцы практически не видят дирижера, обращенного лицом к публике, учитывая малоопытность вокалистов, приводило к неоднократным расхождениям между солистами и инструментальным сопровождением.
Центральное место в нынешнем визите мариинцев, бесспорно, принадлежало двум февральским вечерам в Большом театре, когда давали «Женщину без тени» Рихарда Штрауса. Наш журнал уже писал об этой работе, являющейся первым обращением в России к сложнейшей опере немецкого гения. Премьера состоялась только в ноябре 2009 года, поэтому номинирован на «Маску» этого сезона спектакль быть никак не мог. Но Валерий Гергиев предпочел показать в Москве именно эту работу театра – и он не ошибся с выбором во всех отношениях.
Труднейшая опера Штрауса – по количеству участников (она требует неимоверного оркестра и пяти супервыносливых и супермастеровитых вокалистов на центральные партии), по продолжительности (длится более четырех часов), по самому изысканному и невообразимо трудному музыкальному материалу, наконец, по фантастически запутанному сюжету Гофмансталя, который, с одной стороны, дает небывалый простор для фантазии постановщиков, с другой, ставит перед ними массу почти неразрешимых задач, - испытание для любой, самой прославленной и многоопытной труппы. Мариинский театр решился на ее воплощения, только имея за плечами две постановки «Саломеи», «Электру» и «Ариадну на Наксосе». С другой стороны, именно эта опера Штрауса – тот материал, который словно специально создан для маэстро Гергиева, с его вниманием и любовью к неоднозначному, противоречивому, паранормальному, полному недосказанности и неочевидности. И надо сказать, что Мариинский театр и его худрук с честью вышли из этой непростой битвы с коварным и архисложным ребусом Штрауса – Гофмансталя.
Постановку британцев Джонатана Кента (режиссура) и Пола Брауна (сценография) не побоюсь назвать образцовой: эстетской музыке было предложено адекватное эстетское оформление. Прежде всего поражает сценография – невиданной красоты сказочное царство юго-восточных островов с гигантскими цветами, ориентальными костюмами, золотыми животными, окружающими императора и императрицу трансцендентного мира; убогость и серость мира реальных людей с нагромождением домашнего хлама, клетчатыми вещевыми сумками и горами грязной посуды; страшное зияние пустоты мира духов, куда проваливаются Барак и его легкомысленная жена после почти заключенной сделки о продаже тени. А еще – мастерски используемая компьютерная техника, благодаря которой во все зеркало сцены бушует океан или парят гигантские птицы. Визуальный ряд богат и разнообразен – как сама музыка Штрауса, и в этом его ценность. Режиссура Кента скромна и незаметна, но точна в своем следовании изгибам партитуры – и в этом ее гениальность: вновь не побоюсь столь громкого эпитета.
Музыкальное воплощение циклопической партитуры также оставило приятное впечатление. Прежде всего, это высокий класс оркестровой игры: Гергиеву и его подопечным удалось создать звуковую атмосферу сказочности неимоверной красоты, передать вулканическую экспрессию штраусовского опуса. Филигранна работа детского хора театра, размещенного в боковых ложах зрительного зала. Среди пятерки протагонистов лидировала Млада Худолей (Императрица) – сложнейшая партия, требующая драматического сопрано с колоратурной техникой, была не просто спета точно, но и с небывалой выразительностью. Со своего первого появления в Москве (Сента в «Летучем голландце», 1998 год), когда Худолей сразу же привлекла внимание публики незаурядными данными, мастерство артистки неуклонно возрастает, и такая сложная роль, каковой является Императрица, далась ей без видимых усилий, к тому же певица блеснула и незаурядным артистизмом, особенно в финальной, ключевой для понимания образа ее героини сцене. Ольга Сергеева (Жена Барака) пела мощно, без труда прорезая гигантскую звучность оркестра, но, к сожалению, ее голос во многом утерял мягкость и пластичность, каковой отличался ранее, а в верхнем регистре чрезмерно расшатан. Очевидно, что Сергеева идет путем другой примы Мариинки Ларисы Гоголевской, и в ее пении преобладает силовая манера, что в конечно итоге делает ее певицей весьма на ограниченный репертуар. Ольга Савова (Кормилица) в целом была убедительна, найдя злые, колючие интонации для своей героини, однако в самом саунде было мало меццовости, темных, густых и вязких красок. Владимир Ванеев (Барак) порадовал вокалом стабильным, очень ровным и мощным одновременно. Хорош был и Август Амонов (Император), не имевший технических проблем, а звучанию сумевший придать некоторую меланхоличность и обреченность.
Несмотря на некоторые вокальные шероховатости необходимо констатировать, что «Женщина без тени» - безусловное достижение театра, спектакль, достойный самых престижных мировых сцен. Мариинку нередко называют фабрикой по производству новых спектаклей, справедливо упрекая в зачастую формализме и невнимании к деталям, проработанности материала, в скороделе. Но работы, подобные показанной в Москве штраусовской опере, искупают многое.
оригинальный адрес статьи
Два лика Мариинки
Александр Матусевич | OperaNews.RuТрадиционный российский театральный фестиваль «Золотая маска», уже шестнадцатый по счету, стартует в столице не скоро – 27 марта, в Международный день театра. Однако специальная программа фестиваля «Премьеры Мариинского театра в Москве» уже прошла – концертным исполнением «Свадьбы Фигаро» на сцене Дома музыки и двумя спектаклями «Женщины без тени» в Большом театре прославленный питерский коллектив отметился на всероссийском форуме. Но если в былые годы вынос мариинских спектаклей за фестивальный график был обусловлен плотным гастрольным потоком, в котором вечно кружится труппа Валерия Гергиева, то в этом году – это, скорее, некая компенсация московским театралам-меломанам за тотальное неприсутствие Мариинки на фестивале вовсе: в марте-апреле труппа не только не посетит Москву, но в столице вообще не будет показан ни один мариинский номинант – ни «Гоголиада», ни «Идоменей», да и «Свадьба Фигаро» добралась до Первопрестольной без декораций, костюмов и была представлена не на театральной сцене, а на концертной – хорошенький показ на театральном фестивале!
Вообще, предстоящая «Маска» по оперному ведомству бедна, словно церковная мышь. Помимо «облома» с Мариинкой, не приедет еще и Новосибирский театр оперы и балета и Москва не увидит ни «Князя Игоря» (своего столица не имеет уже лет восемь – ни в одном из театров), ни еще более заманчивого «Макбета» - нашумевшую копродукцию с Парижской национальной оперой. Организационно-финансовые трудности фестиваля привели к тому, что столичным операманам будет предложено всего три немосковских спектакля – «Дон Жуан» от «Санктъ-Петербургъ-оперы», «Свадьба Фигаро» от Екатеринбургского театра оперы и балета и новая опера А. Чайковского «Один день Ивана Денисовича» в постановке Пермского театра оперы и балета.
В силу этого «Премьеры Мариинского театра в Москве» этого года вполне могут соперничать с основной программой фестиваля. Первым блюдом от маэстро Гергиева – а обеими операми дирижировал сам худрук – стала знаменитая моцартовская комедия положений, представленная в Светлановском зале в последний январский день. В Петербурге «Свадьба Фигаро» имеет на мариинской сцене сегодня аж два лица! – в основном историческом здании идет спектакль Юрия Александрова (постановка 1998 года) на языке оригинала, т.е. по-итальянски, а для новехонького концертного зала театра в прошлом сезоне Александр Петров, главный режиссер питерского детского музыкального театра «Зазеркалье», создал вариант «для народа» - на русском языке (в знаменитом переводе великого Чайковского). Именно этот вариант должен был прибыть в Москву, но доехал лишь в усеченном виде. Правда, певцы на концертной площадке строго следовали мизансценам, и все исполнение было выдержано в игровой, театральной манере, поэтому в определенной степени мы все же можем говорить именно о спектакле.
Первое слово, которое всплывает в уме при анализе работы Петрова, это – естественность. А второе – легкость. Именно легкость, а не легковесность. Режиссерская работа прозрачна, логична, проста и естественна, а оттого воспринимается необыкновенно живо, легко. В отсутствии декораций и костюмов можно было в полной степени почувствовать весь шарм и обаяние комедии Бомарше – мизансцены гармонично дают певцам проявлять свои актерские способности и ничуть не мешают им петь. От этого концертный вариант совсем не сковывал вокалистов, напротив, они могли реализоваться максимально. В определенном смысле подобное прочтение оперы сегодня – профессиональная режиссура, мизансцены в строгом соответствии с либретто и отсутствие театрального визуального ряда в виде декораций и костюмов (в особенности в тех случаях, когда сценография «не совсем про то», про что написана опера) – это хорошая альтернатива постмодернистским извращениям, обильно наводнившим современные музыкальные театры мира.
«Свадьба Фигаро» была почти сплошь отдана на откуп молодежи Мариинского театра. Молодежи, безусловно, небесталанной, однако, вместе с тем, и небеспроблемной по части владения своим инструментом. Евгений Уланов (Граф) и Вадим Кравец (Фигаро) весьма импозантны, фактурны, обладают приятными и звучными голосами (по крайней мере с акустически непростым Светлановским залом у них проблем не было), однако у обоих проблемы с верхним регистром – как нотка повыше попадается, так – силовая манера, настоящий штурм и, как следствие, разваленная вокальная позиция, несфокуссированный звук. Анастасия Калагина продемонстрировала слишком легковесное для партии Графини лирическое сопрано, к тому же интонационно не всегда безупречное. У Елены Цветковой (Керубино) красивое меццо, но держалась артистка на сцене достаточно скованно и не раз ошибалась в музыкальном материале. Из центральных персонажей, пожалуй, лишь Карина Чепурнова (Сюзанна) не вызывает никаких нареканий, напротив, сочетание качественного вокала (несмотря на опереточное прошлое), модельной внешности и сценической свободы (видимо, этому же опереточному прошлому благодаря) делали ее настоящим центром спектакля.
От мариинского оркестра впечатление противоречивое. С одной стороны, порадовал легкий, воздушный звук, так нехарактерный для манеры Валерия Гергиева и столь уместный в моцартовской опере, но с другой, неудобная рассадка на сцене, когда певцы практически не видят дирижера, обращенного лицом к публике, учитывая малоопытность вокалистов, приводило к неоднократным расхождениям между солистами и инструментальным сопровождением.
Центральное место в нынешнем визите мариинцев, бесспорно, принадлежало двум февральским вечерам в Большом театре, когда давали «Женщину без тени» Рихарда Штрауса. Наш журнал уже писал об этой работе, являющейся первым обращением в России к сложнейшей опере немецкого гения. Премьера состоялась только в ноябре 2009 года, поэтому номинирован на «Маску» этого сезона спектакль быть никак не мог. Но Валерий Гергиев предпочел показать в Москве именно эту работу театра – и он не ошибся с выбором во всех отношениях.
Труднейшая опера Штрауса – по количеству участников (она требует неимоверного оркестра и пяти супервыносливых и супермастеровитых вокалистов на центральные партии), по продолжительности (длится более четырех часов), по самому изысканному и невообразимо трудному музыкальному материалу, наконец, по фантастически запутанному сюжету Гофмансталя, который, с одной стороны, дает небывалый простор для фантазии постановщиков, с другой, ставит перед ними массу почти неразрешимых задач, - испытание для любой, самой прославленной и многоопытной труппы. Мариинский театр решился на ее воплощения, только имея за плечами две постановки «Саломеи», «Электру» и «Ариадну на Наксосе». С другой стороны, именно эта опера Штрауса – тот материал, который словно специально создан для маэстро Гергиева, с его вниманием и любовью к неоднозначному, противоречивому, паранормальному, полному недосказанности и неочевидности. И надо сказать, что Мариинский театр и его худрук с честью вышли из этой непростой битвы с коварным и архисложным ребусом Штрауса – Гофмансталя.
Постановку британцев Джонатана Кента (режиссура) и Пола Брауна (сценография) не побоюсь назвать образцовой: эстетской музыке было предложено адекватное эстетское оформление. Прежде всего поражает сценография – невиданной красоты сказочное царство юго-восточных островов с гигантскими цветами, ориентальными костюмами, золотыми животными, окружающими императора и императрицу трансцендентного мира; убогость и серость мира реальных людей с нагромождением домашнего хлама, клетчатыми вещевыми сумками и горами грязной посуды; страшное зияние пустоты мира духов, куда проваливаются Барак и его легкомысленная жена после почти заключенной сделки о продаже тени. А еще – мастерски используемая компьютерная техника, благодаря которой во все зеркало сцены бушует океан или парят гигантские птицы. Визуальный ряд богат и разнообразен – как сама музыка Штрауса, и в этом его ценность. Режиссура Кента скромна и незаметна, но точна в своем следовании изгибам партитуры – и в этом ее гениальность: вновь не побоюсь столь громкого эпитета.
Музыкальное воплощение циклопической партитуры также оставило приятное впечатление. Прежде всего, это высокий класс оркестровой игры: Гергиеву и его подопечным удалось создать звуковую атмосферу сказочности неимоверной красоты, передать вулканическую экспрессию штраусовского опуса. Филигранна работа детского хора театра, размещенного в боковых ложах зрительного зала. Среди пятерки протагонистов лидировала Млада Худолей (Императрица) – сложнейшая партия, требующая драматического сопрано с колоратурной техникой, была не просто спета точно, но и с небывалой выразительностью. Со своего первого появления в Москве (Сента в «Летучем голландце», 1998 год), когда Худолей сразу же привлекла внимание публики незаурядными данными, мастерство артистки неуклонно возрастает, и такая сложная роль, каковой является Императрица, далась ей без видимых усилий, к тому же певица блеснула и незаурядным артистизмом, особенно в финальной, ключевой для понимания образа ее героини сцене. Ольга Сергеева (Жена Барака) пела мощно, без труда прорезая гигантскую звучность оркестра, но, к сожалению, ее голос во многом утерял мягкость и пластичность, каковой отличался ранее, а в верхнем регистре чрезмерно расшатан. Очевидно, что Сергеева идет путем другой примы Мариинки Ларисы Гоголевской, и в ее пении преобладает силовая манера, что в конечно итоге делает ее певицей весьма на ограниченный репертуар. Ольга Савова (Кормилица) в целом была убедительна, найдя злые, колючие интонации для своей героини, однако в самом саунде было мало меццовости, темных, густых и вязких красок. Владимир Ванеев (Барак) порадовал вокалом стабильным, очень ровным и мощным одновременно. Хорош был и Август Амонов (Император), не имевший технических проблем, а звучанию сумевший придать некоторую меланхоличность и обреченность.
Несмотря на некоторые вокальные шероховатости необходимо констатировать, что «Женщина без тени» - безусловное достижение театра, спектакль, достойный самых престижных мировых сцен. Мариинку нередко называют фабрикой по производству новых спектаклей, справедливо упрекая в зачастую формализме и невнимании к деталям, проработанности материала, в скороделе. Но работы, подобные показанной в Москве штраусовской опере, искупают многое.
оригинальный адрес статьи
