Театральная компания ЗМ

Пресса

8 февраля 2010

Опера на страже деторождаемости

Екатерина Бирюкова | Эксперт

Прошла оперная часть «Премьер Мариинского театра в Москве», а в начале марта ожидается балетная. Но главный блокбастер этого ежегодного спецпроекта «Золотой маски» уже можно определить — опера Рихарда Штрауса «Женщина без тени»




Надо сразу предупредить, что в самом конкурсе лучших спектаклей прошлого сезона она не участвует по той простой причине, что поставлена всего пару месяцев назад. Просто шеф Мариинки Валерий Гергиев не утерпел и решил показать только-только выпущенную новинку в Москве уже сейчас, не дожидаясь следующего года.


Ему действительно есть чем похвастаться. Во-первых, это уже четвертая опера Рихарда Штрауса в Мариинке двухтысячных (после «Саломеи», «Ариадны на Наксосе» и «Электры»). Вполне можно говорить о гергиевской штраусовской эпохе, сменившей вагнериану. В Москве-то и с Рихардом Вагнером все плохо, а с Рихардом Штраусом совсем беда. И только опероманы со стажем живут воспоминаниями о гастролях Гамбургской оперы в 1982 году, когда привозили как раз «Женщину без тени» с легендарной Леони Ризанек в заглавной партии. Во-вторых, новый спектакль Гергиева — это шикарное, но совсем не пыльное современное зрелище, которое в сравнении с большей частью продукции из репертуара предоставившего свою сцену Большого театра все равно что 3D в сравнении с черно-белым телевизором.


Вместе с тем есть проблема. Опера идет четыре с половиной часа, на протяжении которых становится все непонятнее и непонятнее, о чем вообще речь. Ясно только, что о чем-то очень важном — на то и либретто Гуго фон Гофмансталя. Тень, которой лишена ее надмирная героиня — она названа Императрицей, женой обожающего ее Императора, — это символ материнства. Пожалуй, нет другой оперы, где акт деторождения, точнее, его этическая составляющая, так акцентирован и прославлен. В процессе обретения тени Императрица проходит очень сложный путь — не географический, а в первую очередь духовный. Хотя ей приходится при этом и перемещаться в пространстве, задерживаясь в мире простых людей. Вторая пара — уже из дольнего мира (композитор сознательно с помощью «двухпарной» схемы встраивает свою оперу в одну линию с моцартовской «Волшебной флейтой»). Это красильщик Барак и его жена, тоже бездетная и тоже долго и сложно разбирающаяся сама с собой. Режиссура ничем не помогает отчетливее донести этот процесс до публики, а невероятно невнятный перевод, высвечивающийся в строчках титров, все еще больше затуманивает. Ситуацию спасает лишь издавна тянущаяся за этим сочинением безнадежная слава одной из самых запутанных опер и то, что в итоге все как-то счастливо разруливается.


Но, в общем, представленный спектакль надо не понимать, а смотреть и слушать. Потому что два его главных творца — британский сценограф Пол Браун и Валерий Гергиев, хозяин Мариинки с ее на все готовой труппой. Собственно, «Женщина без тени» — это повторение истории с мариинской же «Электрой», два года назад поставленной той же британской командой, где режиссер Джонатан Кент просто обслуживает работу сценографа, на которой и лежит основная смысловая нагрузка. Как и в «Электре», в «Женщине» сталкиваются два мира, и контраст на сей раз, кажется, доведен до крайности. От переключений из одного в другой голова идет кругом — просто настоящий «Аватар»! Пара высших существ — Императрица с Императором — живут в ирреально красивой, восточно окрашенной сказке, устроенной по последним техническим модам современной сценографии. Пара обычных людей — Барак и его Жена — живут в до тошноты обычном человеческом бардаке с убогой мебелью, здесь же припаркованным пыльным минивэном и испачканными красками стиральными машинами образца восьмидесятых годов прошлого столетия.


В финале два мира перемешиваются, повинуясь воле вступающих в игру высших сфер, а также сценографа, что на режиссуре, давно вышедшей к этому моменту из активной фазы, практически никак не отражается. Впрочем, битва тут уже идет не столько за души героев Гофмансталя, сколько за голоса солистов Мариинки. Штраусовский марафон одолевают не все. Мариинская труппа, воспитанная на Вагнере, славится своей выносливостью. Но из исполнителей пяти заглавных партий «Женщины», представленных в первый день московских показов, с честью испытание выдержали только Млада Худолей (Императрица), Ольга Савова (Кормилица Императрицы, резко отрицательный и очень важный персонаж) и Владимир Ванеев (Барак). За сценически очень выразительную Ольгу Сергееву (Жена) было страшно к концу, а за Августа Амонова (Император) — с самого начала.


Вообще-то, ощущение героического преодоления, которое исходит и от солистов, и от оркестра, не слишком к лицу опере Штрауса. Перенасыщенная партитура, где есть и экспрессионисткая изломанность, и приветы Вагнеру, и красивая неоромантическая простота, и даже предчувствие современного киносаунда, предполагает в том числе и изящество. Но для этого, по-видимому, надо, чтобы прошло еще много лет, возникла бы российская традиция штраусовских опер, и они из незнакомых чудовищ превратились бы во что-то такое же родное, как «Евгений Онегин» Чайковского.




оригинальный адрес статьи