Пресса

На сцене Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко прошли трехдневные гастроли балета Мариинского театра. Помимо номинированного на "Золотую маску" "Конька-Горбунка" (см. "Ъ" от 4 марта) труппа предъявила программу одноактных балетов, нехудожественный смысл которой не ускользнул от ТАТЬЯНЫ КУЗНЕЦОВОЙ.

В программу включили "Шотландскую симфонию" на музыку Мендельсона — последнюю премьеру театра. Точнее, возобновление первого баланчинского балета, появившегося в Мариинке еще в 1989 году при главном балетмейстере Олеге Виноградове и исчезнувшего с афиши так давно, что теперешнее поколение рисковало его не станцевать.

"Шотландская симфония", которую "мистер Би" поставил в 1952 году, как нельзя более соответствует и вкусам петербургской труппы, и запросам публики. Это — неоромантизм, который легко принять за безыскусную старину: живописный задник с руинами и водопадами, воздушные розоватые платья танцовщиц, килты мужественных кавалеров. Мелкая (но не убийственно сложная) техника, многофигурное адажио, переходящее в лирический дуэт. Словом, можно понять Ульяну Лопаткину, пожелавшую выступить на премьере в образе прекрасной, но не вполне реальной Дамы.



В Москве "божественную" заменила Анастасия Матвиенко, которая превосходит главную приму только по двум пунктам: у нее действительно божественная стопа и превосходный шаг. В остальном эта бывшая киевлянка вела себя как Элиза Дулитл на экзаменационном чаепитии у миссис Хиггинс: с оглядкой на хороший тон, принятый в Мариинке, и с неизбежными провинциальными ляпами в виде блуждающей улыбки, являющейся не всегда к месту, чрезмерно задранных арабесков и натужных сползаний с верхних поддержек — вместо захватывающих полетов, поставленных Баланчиным. Мужчины во главе с Александром Сергеевым достойно играли роль рамы для этой поэтической картины, в которой специфических баланчинских примет было не больше, чем петербургского представления о романтизме вообще.

Выяснилось, что 20 лет усердных штудий творчества Баланчина ни на йоту не приблизили мариинскую труппу к постижению творческого метода американского хореографа. Более того: звезда 1980-х Татьяна Терехова хоть и носила типично советскую челку, зато танцевала главную партию куда менее сентиментально по стилю и куда более точно по темпам и позам, чем госпожа Матвиенко.

Два других балета программы — "В ночи" Джерома Роббинса и "Тема с вариациями" Джорджа Баланчина — появились в Мариинке тоже при Олеге Виноградове. Неоклассическая "Тема с вариациями" — вещь необычайно трудная в техническом отношении. В нынешней Мариинке есть только одна балерина, способная одолеть этот балетный Эверест,— Виктория Терешкина. Выступить она не смогла: получила травму на утренней репетиции. Заменившая ее Алина Сомова честно выполнила все, что сумела, сделав ставку на адажио, благо ее лирические данные позволяли отвлечь внимание от авральности вращений и безвольного поскребывания заносок в быстрых частях "Темы". Солист Владимир Шкляров был сосредоточен, как перед первым затяжным прыжком с парашютом, но в воздухе его мотало и потряхивало. И то сказать, такой адский экзамен по классике, который дал тут Баланчин, придумав премьеру сериалы двойных пируэтов и туров, под силу разве что Михаилу Барышникову.

"В ночи" — в трех различных по эмоциональному состоянию любовных дуэтах — некогда блистало "поколение 90-х" во главе с балеринами Лопаткиной и Вишневой. Поколение нулевых не подарило Мариинке столь же ярких звезд. Кроме Екатерины Кондауровой — роскошной женщины с не по-петербургски открытым темпераментом. Без индивидуальностей шедевр просел, оставшись ласкающим глаз набором красивых поддержек.

Странную на первый взгляд выставку достижений Мариинского балета 20-летней давности объяснить легко. Похоже, нынешний худрук Юрий Фатеев, ностальгируя по временам своей артистической молодости, желал доказать, что возрождение петербургского балета началось задолго до прихода к власти команды его предшественника Махарбека Вазиева, возглавлявшего труппу с середины 1990-х до марта 2008-го.

В последние годы петербуржцы регулярно привозили в Москву свои новинки, как номинированные на "Маску", так и не нашедшие сочувствия экспертов,— то есть демонстрировали текущий прогресс, не скрывая его издержек. Формально традиция была соблюдена и на сей раз, но парадоксальным образом издержки прогресса сменились пафосом регресса.