Пресса
Конкурсная программа
Региональные проекты
«Золотая Маска в кино»
Зарубежные проекты
«Золотая Маска в городе»
Детский Weekend
Внеконкурсная программа
Архив
6 апреля 2005
На "Золотой маске" показали спектакль Тильзит-Театра "Три сестры"
Если покопаться в архиве «Золотой маски», обнаружится, что за краткую одиннадцатилетнюю историю фестиваля публика могла видеть по меньшей мере четыре сценические версии «Трех сестер», и нет другой пьесы, которая ставилась так часто. Несмотря на изрядную замусоленность материала, всегда сохраняется небольшая надежда, что чеховскую пьесу еще возможно освоить по-новому. Если бы режиссер Евгений Марчелли из Тильзит-Театра так не думал, то, верно, ему не было б никакого резона браться за старую пьесу.
У Марчелли есть одно прекрасное качество – воля к театральному хулиганству, здоровая провокативность. Последний пример тому относится к прошлогодней «Золотой маске»: драматурга с романтическим псевдонимом Горький он превратил тогда в обывателя Алексея Пешкова и вволю покуражился над героями его «Дачников», играя исключительно на комическом несоответствии высоких слов и низких дел. Горьковские герои вели душные и нудные разговоры, а над сценой, заглушая трескотню, гремел на полную катушку радостный голос Гарика Сукачева: «А за окошком месяц май, месяц май…»
В «Трех сестрах» освоение творчества Г. Сукачева режиссером было продолжено. С финальным Машиным «Надо жить, надо жить» рифмуется «Дайте свободу, суки!», а крику Ирины «В Москву! В Москву!» аккомпанементом служит песенка «Мы в аду, мой ангел, мы в аду, хоть мы называем его сладким раем». Видимо, для самого Марчелли «Три сестры» вслед за «Дачниками» стали второй частью дилогии, которую можно условно окрестить «Апология обывателя».
Как и в случае с «Дачниками», Марчелли пытался сочинять свой спектакль поперек текста. Самая вызывающая деталь, радикально деромантизирующая с точки зрения режиссера старую пьесу, — грубые шерстяные носки, в которых бравые офицеры топчутся по дому сестер Прозоровых. Пришел в гости, сбросил сапоги в прихожей - и шагай себе в носках по круглому вязаному коврику, постеленному в гостиной. Ясно, что любые рассуждения о будущей прекрасной жизни, звучащие из уст человека в носках, выглядят как-то неубедительно.
Лихо скомпрометировав философствования Вершинина (Виталий Кищенко, выдвинутый за эту роль на «Золотую маску», ухитряется выглядеть брутальным мачо даже в носках) и слегка поиронизировав над вздохами и охами трех сестер, режиссер сникает. По той простой причине, что дальше ему сказать совершенно нечего, а на одном отрицании Чехова не поставишь. Эпиграфом к последнему акту спектакля можно было бы поставить слова Треплева: «Я так много говорил о новых формах, а теперь чувствую, что сам мало-помало сползаю к рутине». Вялые затасканные интонации, тоскливые диалоги – создается впечатление, что, бодро стартовав, режиссер просто-напросто забыл поставить последний акт. Как ни хорохорился Марчелли, как ни пытался доказать, что его сестер ни за что не поставишь в колонну по три, но в конце концов вернулся в строй предшествующих поколений режиссеров. Надев сапоги поверх носков, полк марширует навстречу зрителю: «Раз-два, левой!» Гарик Сукачев кричит «Дайте свободу, суки!» так весело, так бодро, но спектаклю это совершенно не помогает. Режиссерская провокативность – это здорово, но ее одной как-то маловато. Надеюсь, что в следующей своей работе Евгений Марчелли обойдется без Гарика.
оригинальный адрес статьи
Бойтесь человека в носках
Глеб Ситковский | ГазетаНа "Золотой маске" показали спектакль Тильзит-Театра "Три сестры"
Если покопаться в архиве «Золотой маски», обнаружится, что за краткую одиннадцатилетнюю историю фестиваля публика могла видеть по меньшей мере четыре сценические версии «Трех сестер», и нет другой пьесы, которая ставилась так часто. Несмотря на изрядную замусоленность материала, всегда сохраняется небольшая надежда, что чеховскую пьесу еще возможно освоить по-новому. Если бы режиссер Евгений Марчелли из Тильзит-Театра так не думал, то, верно, ему не было б никакого резона браться за старую пьесу.
У Марчелли есть одно прекрасное качество – воля к театральному хулиганству, здоровая провокативность. Последний пример тому относится к прошлогодней «Золотой маске»: драматурга с романтическим псевдонимом Горький он превратил тогда в обывателя Алексея Пешкова и вволю покуражился над героями его «Дачников», играя исключительно на комическом несоответствии высоких слов и низких дел. Горьковские герои вели душные и нудные разговоры, а над сценой, заглушая трескотню, гремел на полную катушку радостный голос Гарика Сукачева: «А за окошком месяц май, месяц май…»
В «Трех сестрах» освоение творчества Г. Сукачева режиссером было продолжено. С финальным Машиным «Надо жить, надо жить» рифмуется «Дайте свободу, суки!», а крику Ирины «В Москву! В Москву!» аккомпанементом служит песенка «Мы в аду, мой ангел, мы в аду, хоть мы называем его сладким раем». Видимо, для самого Марчелли «Три сестры» вслед за «Дачниками» стали второй частью дилогии, которую можно условно окрестить «Апология обывателя».
Как и в случае с «Дачниками», Марчелли пытался сочинять свой спектакль поперек текста. Самая вызывающая деталь, радикально деромантизирующая с точки зрения режиссера старую пьесу, — грубые шерстяные носки, в которых бравые офицеры топчутся по дому сестер Прозоровых. Пришел в гости, сбросил сапоги в прихожей - и шагай себе в носках по круглому вязаному коврику, постеленному в гостиной. Ясно, что любые рассуждения о будущей прекрасной жизни, звучащие из уст человека в носках, выглядят как-то неубедительно.
Лихо скомпрометировав философствования Вершинина (Виталий Кищенко, выдвинутый за эту роль на «Золотую маску», ухитряется выглядеть брутальным мачо даже в носках) и слегка поиронизировав над вздохами и охами трех сестер, режиссер сникает. По той простой причине, что дальше ему сказать совершенно нечего, а на одном отрицании Чехова не поставишь. Эпиграфом к последнему акту спектакля можно было бы поставить слова Треплева: «Я так много говорил о новых формах, а теперь чувствую, что сам мало-помало сползаю к рутине». Вялые затасканные интонации, тоскливые диалоги – создается впечатление, что, бодро стартовав, режиссер просто-напросто забыл поставить последний акт. Как ни хорохорился Марчелли, как ни пытался доказать, что его сестер ни за что не поставишь в колонну по три, но в конце концов вернулся в строй предшествующих поколений режиссеров. Надев сапоги поверх носков, полк марширует навстречу зрителю: «Раз-два, левой!» Гарик Сукачев кричит «Дайте свободу, суки!» так весело, так бодро, но спектаклю это совершенно не помогает. Режиссерская провокативность – это здорово, но ее одной как-то маловато. Надеюсь, что в следующей своей работе Евгений Марчелли обойдется без Гарика.
оригинальный адрес статьи
