Пресса
Конкурсная программа
Региональные проекты
«Золотая Маска в кино»
Зарубежные проекты
«Золотая Маска в городе»
Детский Weekend
Внеконкурсная программа
Архив
11 марта 2010
оригинальный адрес статьи
Театр после «Аватара»
Саша Денисова | Русский репортерС 12 марта по 15 апреля в Москве пройдет главный смотр лучших спектаклей страны — фестиваль «Золотая маска». В программе и нашумевшие спектакли столичных театров, и дерзкие спектакли из провинции, и экспериментальная «Новая пьеса» со спектаклями и читками современной драматургии. Чтобы разобраться во всем этом разнообразии, нужно знать, что такое хороший спектакль в принципе — с точки зрения зрителя и с точки зрения эксперта.
Хороший спектакль — тот, который переворачивает взгляды на привычные вещи — так определяют простые зрители. Они практически единодушны: от спектакля ждут прежде всего душевного потрясения.
Какими техническими и художественными средствами оно достигается — другое дело. Здесь мнения экспертов и зрителей расходятся: первые выбирают новаторские постановки, выбивающиеся из привычных театральных схем, а вторые голосуют сердцем (и кошельком) за то, к чему привыкли.
«Вряд ли я бы смотрел пьесу Чехова, где участвуют акробаты на ходулях», — говорит один из зрителей, которых мы опросили для этой статьи в интернете. Самое смешное, что в одном из наиболее громких спектаклей начавшегося сезона — «Тарарабумбии» Дмитрия Крымова в Школе драматического искусства — чеховские персонажи как раз и ходят на ходулях. И критика уже назвала этот спектакль выдающимся.
Зритель в отличие от критика не заинтересован в театральных экспериментах ради развития искусства: для него поход в театр — вопрос личного досуга, а не революции художественного языка. Эта зрительская инерция тормозит театральный процесс — и одновременно является важной частью его конъюнктуры, репертуара и даже нашего места в мировой сценической культуре. От зрителя в этом смысле многое зависит, как и от режиссера, который работает с этим зрителем, как дрессировщик с тигром: он может сдаться — или приручить и повести его за собой.
Есть отдельные хорошие со всех сторон спектакли, в оценке которых эксперты и зрители сходятся. В остальных же случаях зрителю приходится полагаться на мнения экспертов и режиссеров, для которых новое слово в искусстве всегда приоритетнее зрительского комфорта в зале.
Это понятно: театр, как и любое другое искусство, развивается именно за счет новаторства в самых разных областях: за счет отказа от пьесы, импровизации, визуальных спектаклей, социальных и документальных драм, мата, эпатажа, ходуль. А эксперты, отборщики фестивалей и режиссеры ведут со зрителем разъяснительную работу: воспитывают его, приучают, чтобы он наконец понял, что такое этот самый «хороший спектакль» и с чем его едят.
Хороший спектакль — это спектакль молодого режиссера
Елена Ковальская, куратор программы Russian Case фестиваля «Золотая маска»
— У нас появилось новое поколение режиссеров, которые с азартом ставят в провинции. Появилась, допустим, новая классная пьеса: где ее первым делом поставят? Думаете, у Табакова, как было одно время? Как бы не так. Сейчас ее первыми поставят где-нибудь в Томске или Лысьве, потому что там работают молодые.
Если молодой режиссер остается после института в столице, он растрачивает свой талант не только на свои спектакли, но и на конкурентную борьбу с имиджами и брендами, со своими кусачими ровесниками, со спесивыми мэтрами, со звездами, которых в Москву привозят из-за границы.
А в Кирове Театром на Спасской руководит молодой питерский режиссер Борис Павлович: интеллигент в круглых очочках отправился с семьей в город, куда испокон века интеллигентных людей только ссылали — Герцена, Салтыкова-Щедрина. И вдруг вокруг него там забурлила жизнь: поэтические фестивали, фестивали современного танца, театральная студия в университете. Власти на премьере. Его на улице узнают — вы можете себе такое в Москве представить? Кама Гинкас по Тверской идет — никто ему даже не кивнет. А Павлович идет со своим рюкзаком у себя по Спасской, и на него народ оглядывается.
В этом году в драматическом конкурсе «Маски» тон задают молодые режиссеры, нахальные, безапелляционные. У нас была дилемма: везти на фестиваль мэтров с их не лучшими, но отточенными спектаклями или, например, молодого Тимофея Кулябина, который поставил «Макбет» в новосибирском театре «Красный факел». Да, в нем спорные вещи есть, и со вкусом не все в порядке, но он чертовски бодрый, а поди найди в Москве бодрый спектакль! По-настоящему бодрый, а не искусственно вздрюченный.
Личный выбор эксперта. «Горе от ума», режиссер Игорь Селин.
Российский академический театр драмы имени Федора Волкова (Ярославль)
«Молодой и никому не известный режиссер Игорь Селин поставил в старейшем театре страны очень спорный, наглый, яркий спектакль. О нем в Ярославле столько споров было, сколько в Москве ни об одном спектакле давно не спорили. Там над сценой повисают гигантские прозрачные буквы, светятся, как кремлевские звезды. Из этих букв два названия можно прочитать: и “Горе от ума”, и “Горе уму”, как у Мейерхольда. Буквы опускаются на сцену, а внутри них пары танцуют под сладкий французский шансон, это похоже одновременно на Виктюка и на танцы на Пляс Пигаль в Париже, и первая пара в этом борделе — Софья с Молчалиным. В какой-то момент буква “О” в стол превращается, и Москва за этим столом свою оргию справляет. Чацкий — это такой диссидент, читает Бродского. Но для этой разгульной Москвы даже ее хозяин Фамусов — чужой: Молчалин в финале его заталкивает в воронок».
Хороший спектакль — это спектакль радикальный
Алена Карась, театральный критик, эксперт-отборщик фестиваля «Золотая маска»
— Само представление о театральном эксперименте за последние годы обесценило себя. Никакая новация не может прозвучать, если она не касается глубокого запроса в сознании общества. Любое формотворчество утомляет. Сегодня документальный театр и новая драма двигаются по пути эксперимента, но это пока, скорее, истории, комфортные для зрителя, «смотрибельные». А радикального режиссерского жеста нет.
Анатолий Васильев сделал в 1987 году спектакль «Шесть персонажей в поисках автора», который сегодня считается классикой. Между тем тогда это был радикальный эксперимент: актеры импровизировали на грани риска, в открытой структуре. А когда почти обнаженная актриса читала монолог, публика, забыв о сложности этой структуры, затаив дыхание, сопереживала ее персонажу.
Но не надо винить современного зрителя в том, что он не хочет авангарда, а хочет удобного, привычного зрелища. Мы уже 20 лет не нуждаемся в радикальном искусстве. Когда Россия расширяла свое сознание, как в 80−е, когда открылись границы и появилась возможность ставить западных и наших забытых авторов, она двигалась во все стороны: ей был интересен и француз Клодель, и японский театр Но. А когда она замыкается в собственных границах, как сегодня, то необходимость в новизне отпадает: ведь в «прекрасной империи» все есть, причем все свое. Если общество — аморфная масса, то зачем что-то новое в театре?
Скажем, спектакль «Третья смена» по пьесе Пряжко — одно из самых радикальных зрелищ в афише нынешней «Золотой маски». В «Маске» долго решали, в какую номинацию вписать его: в «Драму» или в «Новацию»? У нас же как: если у спектакля есть сильный визуальный компонент — значит, это не драма, это новация! А почему?
Английский режиссер-классик Роберт Уилсон сорок лет назад начинал как авангардист, с самых радикальных перформансов, а сегодня его спектакли мечтают заполучить самые крупные оперные сцены мира. У нас же получается, что котлеты отдельно, а мухи отдельно, и в этих стереотипах трудно найти нишу для нового.
Понимаете, театр не может не быть связан со временем. Каким будет театр после «Аватара», например? Сможет ли он как-то ответить на этот вызов или останется замшелым? А ответить ему придется, причем не только технологиями, но и радикальностью, фантастичностью, широтой и неожиданностью высказывания. Потому что те, кто смотрел «Аватар», этого уже не забудут.
Личный выбор эксперта. «Жизнь удалась», пьеса Павла Пряжко, режиссер Михаил Угаров. Театр.Doc (Москва)
«Две школьницы, их учитель физкультуры и его брат занимаются сексом, пьют пиво с водкой в спортзале. У них дикий, “недотыкомский” язык, корчащийся от собственной безъязыкости. Девочки заваливают аттестат, и одна из них выходит замуж за учителя по физре. На свадьбе выясняется, что девочка любит другого. В этом спектакле с тривиальным сюжетом речь идет о невозможности для человека прикоснуться к собственным чувствам, дать им имя и угадать их смысл. Павел Пряжко, пользуясь “чернушным” материалом, пишет философские тексты в духе Беккета, причем с убийственно смешными диалогами. Михаил Угаров в своем спектакле, оформленном в эстетике читки, делает главным персонажем язык. А актеры произносят текст с отстраненностью, и это придает спектаклю пугающий холодок».
Хороший спектакль — это спектакль для нормальной публики
Кристина Матвиенко, арт-директор проекта «Новая пьеса» в рамках внеконкурсной программы «Маска плюс» фестиваля «Золотая маска»
— Хороший спектакль — тот, где форма и содержание адекватны друг другу. Не бывает формально безупречного спектакля при отсутствии содержания.
Часто хороший спектакль в представлении публики и критики — разные вещи. Но, к примеру, театр Николая Коляды любим публикой и высоко оценен критиками, на их гастроли в Европе зритель валом валит. На нынешнюю «Маску» номинирован его «Трамвай “Желание”» — яркая работа с Олегом Ягодиным в роли «нациста» Стэнли Ковальски и замечательной актрисой Ириной Ермоловой.
Широкая публика не обязана понимать эксперимент, даже в его широком смысле. Театр сегодня — это в большинстве своем зона для нетребовательной публики, причем публика выбирает театр даже не в качестве развлечения: для этого есть кино. В театр идут для отправления культурного ритуала. Вот и заполняют зал женщины за сорок, получившие билетик по специальной муниципальной программе, а я сижу и слушаю их реплики, которые за пределами вкуса, добра и зла.
Режиссер вынужден работать с той публикой, которая есть, или формировать вокруг себя среду, как это делают Погребничко, Женовач и Фоменко. И такие театры превращаются в острова везения — а остальные по-прежнему остаются помойкой. Каждый худрук делает свой выбор и осознает степень компромисса — с публикой ли, с властью, с собственным вкусом.
То, что «Золотая маска» поддерживает спектакли, которые не всегда примет широкий зритель, намекает театральному сообществу на то, что есть не только магистраль, но и искусство, которое нельзя мерить шаблонами развлекухи. А критика в идеале должна смотреть на шаг вперед.
Личный выбор эксперта. «Ксения. История любви», пьеса Вадима Леванова, режиссер Валерий Фокин. Александринский театр (Санкт-Петербург)
«Новодрамовский драматург из Тольятти написал пьесу на священный для Петербурга сюжет: житие святой Ксении — блаженная второй половины XVIII века, которая после внезапной смерти мужа надела мужское платье, остригла волосы и стала побираться и прорицать. Эта сухонькая женщина в черном появляется в самые страшные для города моменты — в 1937 году, в блокаду. Фокин сделал красивейший спектакль, оформленный Александром Боровским. Художник открывает зрителю внутреннее устройство сцены, на заднике которой настоящая колокольня. Янина Лакоба замечательно играет Ксению — нездешнюю, слабую, но при этом и сильную героиню. Но главное в спектакле — визуальная масштабность и графика. Для постановки современной пьесы это очень круто».
Хороший спектакль — это спектакль, не паразитирующий на традициях
Лариса Барыкина, эксперт-отборщик фестиваля «Золотая маска» в области музыкального театра
— Спектакль хорош — читай: интересен, — когда содержит новые театральные идеи. В чем угодно: в теме, музыке, режиссуре, сценографии. Нельзя бесконечно воспроизводить дела давно минувших дней. Классика должна быть в репертуаре, но смотря как ее ставить: театр развивается, только если он игнорирует традиции или их взрывает.
Главная обнадеживающая тенденция последних лет — композиторы наконец стали писать новые оперы. Или, вернее, театры начали их ставить. Союз театральных деятелей сыграл здесь свою роль — провел несколько конкурсов, а «Золотая маска» ввела композиторскую номинацию, тем самым стимулировав этот процесс. И молодец Валерий Гергиев: инициировал конкурс на лучшее оперное сочинение, и в итоге три молодых автора получили право постановки не где-нибудь, а в Мариинском театре. В программе этой «Маски» — «Гоголиада», три их одноактных спектакля по Гоголю. В музыкальном театре им. Станиславского появился дерзкий «Гамлет» Владимира Кобекина.
А вот наш академический балет до сих пор не хочет признавать, что мы безнадежно отстали от всего мира. В прошлом году в номинантах Национальной премии не оказалось ни одного (!) современного балета.
В прошлые годы «Золотая маска» включала в конкурс балетную классику, потому что нового почти не было, а балетных артистов в чем-то показывать надо: век их короток. В этот раз из восьми номинированных спектаклей половина — абсолютные новинки, остальное — российские премьеры. Из лучшего — два прощальных, перед отъездом в Америку, привета от Алексея Ратманского: стильный, ироничный «Конек-горбунок» в Мариинке, и «Русские сезоны» в Большом.
Хорошую драму можно сделать на трех актерах и двух табуретках. А вот опера и балет требуют серьезных финансовых вложений: без профессионального оркестра, хора или кордебалета и солистов качественного спектакля не сделать. При этом и музыканты должны играть не на «дровах», и сцена должна быть оборудована современной техникой. В региональных центрах часто нет консерватории и хореографического училища — откуда брать кадры? Тем не менее та же Пермь ежегодно удивляет эксклюзивом.
Личный выбор эксперта
«Один день Ивана Денисовича», режиссер Георгий Исаакян. Пермский академический театр оперы и балета им. П. И. Чайковского (Пермь)
«Впервые на российской оперной сцене проза Солженицына. Были опасения: как состыкуются жесткая политическая тема и музыкальный театр, насквозь условный? Но, несмотря на это, премьеру единодушно оценили как событие.
Музыка Александра Чайковского дает звуковой портрет эпохи и одновременно взгляд из сегодняшнего дня. Сценография Эрнста Гейдебрехта — такой образ ада кромешного на земле. В спектакле полно неожиданностей: вот маленький хоровой концерт — зековский словарь, вертухаи, поющие высокими (женскими!) голосами, воображаемый разговор главного героя с женой…
Подход режиссера Георгия Исаакяна оказался единственно верным: опера должна не о политике говорить, а о внутренней жизни. И получилась пронзительно лирическая история о том, как в нечеловеческих условиях люди сохраняют себя. Возникает метафора: страна — вечный лагерь, а “притерпелость” — главное русское состояние».
Хороший спектакль — это эмоциональный ожог
Олег Лоевский, член экспертного совета Национальной театральной премии «Золотая маска»
— «Золотая маска» — это не демонстрация устоявшихся классических навыков, большого мастерства и необыкновенных заслуг перед искусством. Это — попытка ввести в большой театральный круг энергию молодого театра.
Поэтому для меня хороший спектакль — это спектакль эмоционального ожога, я это называю театром боли. Таковы и «Третья смена» Филиппа Григорьяна, и «Жизнь удалась» Михаила Угарова.
Был большой период, когда в театре шла только классика и драматургия благополучия. И сегодня буржуазный театр востребован, имеет своих адептов, мастеров. Нежелание сталкиваться с прямой социальностью говорит о том, что общество не хочет знать ничего. А молодые пытаются понять, что же происходит вокруг, и возникновение в Перми театра «Сцена-Молот», где ставят современные пьесы, — признак возрождения интереса к реальной жизни.
Провинциальный спектакль менее причесан, хуже одет, но в нем есть энергия высказывания, пусть больного и нервного. Столица мастеровитей, она умеет сдерживать свое беспокойство по любым вопросам. Но у нас везде крайности: если спектакль мастеровитый — то до безжизненности, а если непричесанный — то до колтунов.
Еще театр тесно связан с властью: где театр любят, холят и лелеют, там и хорошие спектакли. С другой стороны, власть может влиять и на репертуар, и театр работает с оглядкой. Но во многих провинциальных театрах есть блестящие артисты и актерское самопожертвование. Потрясает их желание выходить на сцену вопреки всему. В Кызыле, когда здания Национального Тувинского театра закрыли на реконструкцию, артисты своими руками из холодного склада построили малую сцену и играют спектакли, в Новошахтинске артисты тоже сами сделали театр из разрушенного здания. В Мотыгино, в маленьком городке на семь тысяч жителей три раза в неделю загорается свет рампы. В Абакане замечательный артист Виктор Коков со сломанной ногой играл короля Лира.
Личный выбор эксперта. «Толстая тетрадь», режиссер Борис Павлович. Театр на Cпасской (Киров)
«Спектакль молодого режиссера Бориса Павловича производит впечатление искренностью, желанием высказаться, прокричать что-то важное. В нем есть неистовство режиссера, это — сгусток эмоций, а не спектакль. Это — история двух братьев, отданных бабке во время войны и попавших в серьезные обстоятельства взрослой жизни, где взрослые пытаются использовать детей. В конце концов все зло, причиненное детям, дает всходы: они равнодушно отправляют родного отца через минное поле, чтобы после пройти по этому полю самим. Мытарства детей, их страшное взросление, по идее, должны вызвать у зрителя сентиментальные чувства, но в спектакле их нет, а есть серьезные размышления о жизни, неистовое желание в ней разобраться и понять».
Хороший спектакль — тот, который переворачивает взгляды на привычные вещи — так определяют простые зрители. Они практически единодушны: от спектакля ждут прежде всего душевного потрясения.
Какими техническими и художественными средствами оно достигается — другое дело. Здесь мнения экспертов и зрителей расходятся: первые выбирают новаторские постановки, выбивающиеся из привычных театральных схем, а вторые голосуют сердцем (и кошельком) за то, к чему привыкли.
«Вряд ли я бы смотрел пьесу Чехова, где участвуют акробаты на ходулях», — говорит один из зрителей, которых мы опросили для этой статьи в интернете. Самое смешное, что в одном из наиболее громких спектаклей начавшегося сезона — «Тарарабумбии» Дмитрия Крымова в Школе драматического искусства — чеховские персонажи как раз и ходят на ходулях. И критика уже назвала этот спектакль выдающимся.
Зритель в отличие от критика не заинтересован в театральных экспериментах ради развития искусства: для него поход в театр — вопрос личного досуга, а не революции художественного языка. Эта зрительская инерция тормозит театральный процесс — и одновременно является важной частью его конъюнктуры, репертуара и даже нашего места в мировой сценической культуре. От зрителя в этом смысле многое зависит, как и от режиссера, который работает с этим зрителем, как дрессировщик с тигром: он может сдаться — или приручить и повести его за собой.
Есть отдельные хорошие со всех сторон спектакли, в оценке которых эксперты и зрители сходятся. В остальных же случаях зрителю приходится полагаться на мнения экспертов и режиссеров, для которых новое слово в искусстве всегда приоритетнее зрительского комфорта в зале.
Это понятно: театр, как и любое другое искусство, развивается именно за счет новаторства в самых разных областях: за счет отказа от пьесы, импровизации, визуальных спектаклей, социальных и документальных драм, мата, эпатажа, ходуль. А эксперты, отборщики фестивалей и режиссеры ведут со зрителем разъяснительную работу: воспитывают его, приучают, чтобы он наконец понял, что такое этот самый «хороший спектакль» и с чем его едят.
Хороший спектакль — это спектакль молодого режиссера
Елена Ковальская, куратор программы Russian Case фестиваля «Золотая маска»
— У нас появилось новое поколение режиссеров, которые с азартом ставят в провинции. Появилась, допустим, новая классная пьеса: где ее первым делом поставят? Думаете, у Табакова, как было одно время? Как бы не так. Сейчас ее первыми поставят где-нибудь в Томске или Лысьве, потому что там работают молодые.
Если молодой режиссер остается после института в столице, он растрачивает свой талант не только на свои спектакли, но и на конкурентную борьбу с имиджами и брендами, со своими кусачими ровесниками, со спесивыми мэтрами, со звездами, которых в Москву привозят из-за границы.
А в Кирове Театром на Спасской руководит молодой питерский режиссер Борис Павлович: интеллигент в круглых очочках отправился с семьей в город, куда испокон века интеллигентных людей только ссылали — Герцена, Салтыкова-Щедрина. И вдруг вокруг него там забурлила жизнь: поэтические фестивали, фестивали современного танца, театральная студия в университете. Власти на премьере. Его на улице узнают — вы можете себе такое в Москве представить? Кама Гинкас по Тверской идет — никто ему даже не кивнет. А Павлович идет со своим рюкзаком у себя по Спасской, и на него народ оглядывается.
В этом году в драматическом конкурсе «Маски» тон задают молодые режиссеры, нахальные, безапелляционные. У нас была дилемма: везти на фестиваль мэтров с их не лучшими, но отточенными спектаклями или, например, молодого Тимофея Кулябина, который поставил «Макбет» в новосибирском театре «Красный факел». Да, в нем спорные вещи есть, и со вкусом не все в порядке, но он чертовски бодрый, а поди найди в Москве бодрый спектакль! По-настоящему бодрый, а не искусственно вздрюченный.
Личный выбор эксперта. «Горе от ума», режиссер Игорь Селин.
Российский академический театр драмы имени Федора Волкова (Ярославль)
«Молодой и никому не известный режиссер Игорь Селин поставил в старейшем театре страны очень спорный, наглый, яркий спектакль. О нем в Ярославле столько споров было, сколько в Москве ни об одном спектакле давно не спорили. Там над сценой повисают гигантские прозрачные буквы, светятся, как кремлевские звезды. Из этих букв два названия можно прочитать: и “Горе от ума”, и “Горе уму”, как у Мейерхольда. Буквы опускаются на сцену, а внутри них пары танцуют под сладкий французский шансон, это похоже одновременно на Виктюка и на танцы на Пляс Пигаль в Париже, и первая пара в этом борделе — Софья с Молчалиным. В какой-то момент буква “О” в стол превращается, и Москва за этим столом свою оргию справляет. Чацкий — это такой диссидент, читает Бродского. Но для этой разгульной Москвы даже ее хозяин Фамусов — чужой: Молчалин в финале его заталкивает в воронок».
Хороший спектакль — это спектакль радикальный
Алена Карась, театральный критик, эксперт-отборщик фестиваля «Золотая маска»
— Само представление о театральном эксперименте за последние годы обесценило себя. Никакая новация не может прозвучать, если она не касается глубокого запроса в сознании общества. Любое формотворчество утомляет. Сегодня документальный театр и новая драма двигаются по пути эксперимента, но это пока, скорее, истории, комфортные для зрителя, «смотрибельные». А радикального режиссерского жеста нет.
Анатолий Васильев сделал в 1987 году спектакль «Шесть персонажей в поисках автора», который сегодня считается классикой. Между тем тогда это был радикальный эксперимент: актеры импровизировали на грани риска, в открытой структуре. А когда почти обнаженная актриса читала монолог, публика, забыв о сложности этой структуры, затаив дыхание, сопереживала ее персонажу.
Но не надо винить современного зрителя в том, что он не хочет авангарда, а хочет удобного, привычного зрелища. Мы уже 20 лет не нуждаемся в радикальном искусстве. Когда Россия расширяла свое сознание, как в 80−е, когда открылись границы и появилась возможность ставить западных и наших забытых авторов, она двигалась во все стороны: ей был интересен и француз Клодель, и японский театр Но. А когда она замыкается в собственных границах, как сегодня, то необходимость в новизне отпадает: ведь в «прекрасной империи» все есть, причем все свое. Если общество — аморфная масса, то зачем что-то новое в театре?
Скажем, спектакль «Третья смена» по пьесе Пряжко — одно из самых радикальных зрелищ в афише нынешней «Золотой маски». В «Маске» долго решали, в какую номинацию вписать его: в «Драму» или в «Новацию»? У нас же как: если у спектакля есть сильный визуальный компонент — значит, это не драма, это новация! А почему?
Английский режиссер-классик Роберт Уилсон сорок лет назад начинал как авангардист, с самых радикальных перформансов, а сегодня его спектакли мечтают заполучить самые крупные оперные сцены мира. У нас же получается, что котлеты отдельно, а мухи отдельно, и в этих стереотипах трудно найти нишу для нового.
Понимаете, театр не может не быть связан со временем. Каким будет театр после «Аватара», например? Сможет ли он как-то ответить на этот вызов или останется замшелым? А ответить ему придется, причем не только технологиями, но и радикальностью, фантастичностью, широтой и неожиданностью высказывания. Потому что те, кто смотрел «Аватар», этого уже не забудут.
Личный выбор эксперта. «Жизнь удалась», пьеса Павла Пряжко, режиссер Михаил Угаров. Театр.Doc (Москва)
«Две школьницы, их учитель физкультуры и его брат занимаются сексом, пьют пиво с водкой в спортзале. У них дикий, “недотыкомский” язык, корчащийся от собственной безъязыкости. Девочки заваливают аттестат, и одна из них выходит замуж за учителя по физре. На свадьбе выясняется, что девочка любит другого. В этом спектакле с тривиальным сюжетом речь идет о невозможности для человека прикоснуться к собственным чувствам, дать им имя и угадать их смысл. Павел Пряжко, пользуясь “чернушным” материалом, пишет философские тексты в духе Беккета, причем с убийственно смешными диалогами. Михаил Угаров в своем спектакле, оформленном в эстетике читки, делает главным персонажем язык. А актеры произносят текст с отстраненностью, и это придает спектаклю пугающий холодок».
Хороший спектакль — это спектакль для нормальной публики
Кристина Матвиенко, арт-директор проекта «Новая пьеса» в рамках внеконкурсной программы «Маска плюс» фестиваля «Золотая маска»
— Хороший спектакль — тот, где форма и содержание адекватны друг другу. Не бывает формально безупречного спектакля при отсутствии содержания.
Часто хороший спектакль в представлении публики и критики — разные вещи. Но, к примеру, театр Николая Коляды любим публикой и высоко оценен критиками, на их гастроли в Европе зритель валом валит. На нынешнюю «Маску» номинирован его «Трамвай “Желание”» — яркая работа с Олегом Ягодиным в роли «нациста» Стэнли Ковальски и замечательной актрисой Ириной Ермоловой.
Широкая публика не обязана понимать эксперимент, даже в его широком смысле. Театр сегодня — это в большинстве своем зона для нетребовательной публики, причем публика выбирает театр даже не в качестве развлечения: для этого есть кино. В театр идут для отправления культурного ритуала. Вот и заполняют зал женщины за сорок, получившие билетик по специальной муниципальной программе, а я сижу и слушаю их реплики, которые за пределами вкуса, добра и зла.
Режиссер вынужден работать с той публикой, которая есть, или формировать вокруг себя среду, как это делают Погребничко, Женовач и Фоменко. И такие театры превращаются в острова везения — а остальные по-прежнему остаются помойкой. Каждый худрук делает свой выбор и осознает степень компромисса — с публикой ли, с властью, с собственным вкусом.
То, что «Золотая маска» поддерживает спектакли, которые не всегда примет широкий зритель, намекает театральному сообществу на то, что есть не только магистраль, но и искусство, которое нельзя мерить шаблонами развлекухи. А критика в идеале должна смотреть на шаг вперед.
Личный выбор эксперта. «Ксения. История любви», пьеса Вадима Леванова, режиссер Валерий Фокин. Александринский театр (Санкт-Петербург)
«Новодрамовский драматург из Тольятти написал пьесу на священный для Петербурга сюжет: житие святой Ксении — блаженная второй половины XVIII века, которая после внезапной смерти мужа надела мужское платье, остригла волосы и стала побираться и прорицать. Эта сухонькая женщина в черном появляется в самые страшные для города моменты — в 1937 году, в блокаду. Фокин сделал красивейший спектакль, оформленный Александром Боровским. Художник открывает зрителю внутреннее устройство сцены, на заднике которой настоящая колокольня. Янина Лакоба замечательно играет Ксению — нездешнюю, слабую, но при этом и сильную героиню. Но главное в спектакле — визуальная масштабность и графика. Для постановки современной пьесы это очень круто».
Хороший спектакль — это спектакль, не паразитирующий на традициях
Лариса Барыкина, эксперт-отборщик фестиваля «Золотая маска» в области музыкального театра
— Спектакль хорош — читай: интересен, — когда содержит новые театральные идеи. В чем угодно: в теме, музыке, режиссуре, сценографии. Нельзя бесконечно воспроизводить дела давно минувших дней. Классика должна быть в репертуаре, но смотря как ее ставить: театр развивается, только если он игнорирует традиции или их взрывает.
Главная обнадеживающая тенденция последних лет — композиторы наконец стали писать новые оперы. Или, вернее, театры начали их ставить. Союз театральных деятелей сыграл здесь свою роль — провел несколько конкурсов, а «Золотая маска» ввела композиторскую номинацию, тем самым стимулировав этот процесс. И молодец Валерий Гергиев: инициировал конкурс на лучшее оперное сочинение, и в итоге три молодых автора получили право постановки не где-нибудь, а в Мариинском театре. В программе этой «Маски» — «Гоголиада», три их одноактных спектакля по Гоголю. В музыкальном театре им. Станиславского появился дерзкий «Гамлет» Владимира Кобекина.
А вот наш академический балет до сих пор не хочет признавать, что мы безнадежно отстали от всего мира. В прошлом году в номинантах Национальной премии не оказалось ни одного (!) современного балета.
В прошлые годы «Золотая маска» включала в конкурс балетную классику, потому что нового почти не было, а балетных артистов в чем-то показывать надо: век их короток. В этот раз из восьми номинированных спектаклей половина — абсолютные новинки, остальное — российские премьеры. Из лучшего — два прощальных, перед отъездом в Америку, привета от Алексея Ратманского: стильный, ироничный «Конек-горбунок» в Мариинке, и «Русские сезоны» в Большом.
Хорошую драму можно сделать на трех актерах и двух табуретках. А вот опера и балет требуют серьезных финансовых вложений: без профессионального оркестра, хора или кордебалета и солистов качественного спектакля не сделать. При этом и музыканты должны играть не на «дровах», и сцена должна быть оборудована современной техникой. В региональных центрах часто нет консерватории и хореографического училища — откуда брать кадры? Тем не менее та же Пермь ежегодно удивляет эксклюзивом.
Личный выбор эксперта
«Один день Ивана Денисовича», режиссер Георгий Исаакян. Пермский академический театр оперы и балета им. П. И. Чайковского (Пермь)
«Впервые на российской оперной сцене проза Солженицына. Были опасения: как состыкуются жесткая политическая тема и музыкальный театр, насквозь условный? Но, несмотря на это, премьеру единодушно оценили как событие.
Музыка Александра Чайковского дает звуковой портрет эпохи и одновременно взгляд из сегодняшнего дня. Сценография Эрнста Гейдебрехта — такой образ ада кромешного на земле. В спектакле полно неожиданностей: вот маленький хоровой концерт — зековский словарь, вертухаи, поющие высокими (женскими!) голосами, воображаемый разговор главного героя с женой…
Подход режиссера Георгия Исаакяна оказался единственно верным: опера должна не о политике говорить, а о внутренней жизни. И получилась пронзительно лирическая история о том, как в нечеловеческих условиях люди сохраняют себя. Возникает метафора: страна — вечный лагерь, а “притерпелость” — главное русское состояние».
Хороший спектакль — это эмоциональный ожог
Олег Лоевский, член экспертного совета Национальной театральной премии «Золотая маска»
— «Золотая маска» — это не демонстрация устоявшихся классических навыков, большого мастерства и необыкновенных заслуг перед искусством. Это — попытка ввести в большой театральный круг энергию молодого театра.
Поэтому для меня хороший спектакль — это спектакль эмоционального ожога, я это называю театром боли. Таковы и «Третья смена» Филиппа Григорьяна, и «Жизнь удалась» Михаила Угарова.
Был большой период, когда в театре шла только классика и драматургия благополучия. И сегодня буржуазный театр востребован, имеет своих адептов, мастеров. Нежелание сталкиваться с прямой социальностью говорит о том, что общество не хочет знать ничего. А молодые пытаются понять, что же происходит вокруг, и возникновение в Перми театра «Сцена-Молот», где ставят современные пьесы, — признак возрождения интереса к реальной жизни.
Провинциальный спектакль менее причесан, хуже одет, но в нем есть энергия высказывания, пусть больного и нервного. Столица мастеровитей, она умеет сдерживать свое беспокойство по любым вопросам. Но у нас везде крайности: если спектакль мастеровитый — то до безжизненности, а если непричесанный — то до колтунов.
Еще театр тесно связан с властью: где театр любят, холят и лелеют, там и хорошие спектакли. С другой стороны, власть может влиять и на репертуар, и театр работает с оглядкой. Но во многих провинциальных театрах есть блестящие артисты и актерское самопожертвование. Потрясает их желание выходить на сцену вопреки всему. В Кызыле, когда здания Национального Тувинского театра закрыли на реконструкцию, артисты своими руками из холодного склада построили малую сцену и играют спектакли, в Новошахтинске артисты тоже сами сделали театр из разрушенного здания. В Мотыгино, в маленьком городке на семь тысяч жителей три раза в неделю загорается свет рампы. В Абакане замечательный артист Виктор Коков со сломанной ногой играл короля Лира.
Личный выбор эксперта. «Толстая тетрадь», режиссер Борис Павлович. Театр на Cпасской (Киров)
«Спектакль молодого режиссера Бориса Павловича производит впечатление искренностью, желанием высказаться, прокричать что-то важное. В нем есть неистовство режиссера, это — сгусток эмоций, а не спектакль. Это — история двух братьев, отданных бабке во время войны и попавших в серьезные обстоятельства взрослой жизни, где взрослые пытаются использовать детей. В конце концов все зло, причиненное детям, дает всходы: они равнодушно отправляют родного отца через минное поле, чтобы после пройти по этому полю самим. Мытарства детей, их страшное взросление, по идее, должны вызвать у зрителя сентиментальные чувства, но в спектакле их нет, а есть серьезные размышления о жизни, неистовое желание в ней разобраться и понять».
оригинальный адрес статьи
