Пресса

У нас страна маленькая, и эта война всех коснулась. У всех здесь сидящих кто-то погиб на этой войне — дед, отец, родные, — заявили вдруг обиженно финны. — А тут ощущение, будто русские снова хотят в нас стрелять.


Драматурги сидели в ряд на сцене. Финны были суровы, наши растерянно улыбались.


— Вот и сейчас между нами стул, — заметили с укором финны. — И снова мы не вместе.


Русские неловко подсели на пус­тующий стул, но международная обстановка от этого не разрядилась.


Еще недавно они вместе писали 13 пьес о русско-финской войне 1939–1940 годов, а на премьере выяснилось, что они по-прежнему по разные стороны баррикады.


— Это — наша травма, наша боль, — сказала скуластая и румяная Улла Райтио. — Мы хотели найти адекватный отклик с русской стороны. Смотрим — а он приходит не такой, как мы хотим!


Нет у нас чувства вины и раскаяния за ту далекую холодную в прямом смысле войну, где дивизии наши замерзали среди финских снегов. Ну нету! Единственное — нам немножко стыдно за то, что нам не стыдно.


— Да у меня дед погиб на Великой Отечественной, — в зрительном зале стал угрожающе подыматься из кресла крупный мужчина.


— Да подожди ты со своей Отечественной, видишь — у людей зимняя! — одернула его жена.


— У нас пьесы, несмотря на то что смешные, все-таки жесткие и самоироничные, — попыталась защитить наших директор Театра.doc драматург Елена
Гремина.


В пьесе Михаила Дурненкова финны поймали пленного с забинтованным лицом и не могут понять, русский он или свой. Под финские песни танцует — но и водку русскую пьет. Вызвали антрополога из Хельсинки, чтобы его по черепу опознать.


От наших пьес ощущение самоиронии: мол, извините, но мы постоянно что-то захватываем, непонятно зачем, и осознать этого не можем даже спустя годы.


У финнов никакой самоиронии не было и в помине: они выдали чистую порцию боли и ужаса. Мать посадила детей в эшелон, а его разбомбили, и она слышит об этом по радио — тут не посмеешься.


— Да у них ВОВ не было, им и такая война сойдет, — безжалостно заявила из зала пожилая дама.


— Если поймать на улице финна, он и сейчас расскажет о сложном отношении к русским в связи с той войной. У них даже слово спе­циальное есть — «ненависть к русским», — подлил масла в огонь драматург Казачков.


— Это — борьба версий, — примирительно сказал режиссер спектакля Михаил Угаров. — Мы — такая страна, что нам, чтобы чувствовать кровь в жилах, надо обязательно с кем-то биться: с Грузией, еще с кем-то…


Об этом как раз лучшая пьеса из подборки, по которой сделан спектакль, — «В ожидании подробного глобуса» Максима Курочкина. Это — полный советской роман­тики монолог киевского паренька в 1939 году. Паренек призывает врага поскорее напасть на СССР, чтобы он смог зарегистрировать свой собст­венный отряд, заказать девушке-портнихе знамя со звездой и скрещенными шпагами, засесть в кронах каштанов, в форточках, в подвалах — и забросать врага свинцовыми сливами. И этот смешной и зверский монолог — не просто мальчишеская любовь к войнушке. Это — история про всех нас.


Мы очень одномерные, когда речь идет о чужих территориях. Найти шестнадцатую республику и осчастливить ее — это у нас в крови. Генетически мы — те же горячие комсомольцы, которые мечтают, чтобы враг к нам ворвался, чтоб первый начал, а уж мы ему тогда наподдадим!


Горечь в том, что, как показала дискуссия после спектакля, русско-финская война для нас уже не актуальна — как Куликовская битва, вторжение советских войск в Чехо­словакию, да и военные операции посвежее. Мы быстро забы­ваем, если кому-то где-то сделали больно. Мы — большая страна, у нас много проблем, а маленьким и такой, маленькой, войны хватит, чтоб переживать ее всю оставшуюся жизнь.


— Мы в Финляндии очень ждали трагическую нотку от русских, — робко сказали под конец финны.


Наша трагическая нотка — это в литературе; она у нас за все отдувается. В ней под слоями самоиронии и спрятана загадочная русская душа, которая ничего не знает про ту войну, но чувствует, что, ну, как-то это… нехорошо, в общем.


А вот про Куликовскую битву ничего писать не надо. Давно это было. И вообще, они первые начали.