Пресса

Знаменитый Санкт-Петербургский балет Бориса Эйфмана представит на “Золотой маске” “Евгения Онегина”. Естественно, балет и, естественно, совершенно неожиданное прочтение пушкинского шедевра. Из чего сделан его “лишний человек”, известный хореограф рассказал “МК”.



Эйфмана поймать невозможно: только вернулся с гастролей по Японии и засел в Питере у себя на базе — прогоняет перед отъездом в Москву “Онегина”. С трудом оторвался от репетиций на разговор.


— Борис Яковлевич, если Пушкин написал “энциклопедию русской жизни” начала XIX века, то ваша “энциклопедия” из какого времени? И энциклопедия ли вообще?


— Я попытался представить свое видение нашего времени. И создал его энциклопедию. Но не на социальном уровне — старался передать духовный мир современности. Если Пушкин роскошно представил архетипы русского характера и русской аристократии, то я попытался разобраться — что изменилось в русской душе за последние 200 лет.




— И что же изменилось, по-вашему?

— Для меня лично внутренний мир человека почти не изменился. Дух дан нам от Бога. Он под влиянием обстоятельств или расширяется, или сужается как шагреневая кожа и гибнет. Но сам по себе дух неизменен. С этих позиций я и делал “Онегина”.


Это веяние моды — адаптировать классику к нашему времени. Я же это делаю впервые. Впервые я перенес Пушкина в наши дни. У классика — два мира: деревня Лариных и Северная Пальмира, куда уезжает Татьяна с Греминым. Так вот, для меня деревня — это перестройка, а замужество Татьяны — наши дни. Но замечу, что у меня не было никакого желания ассоциировать русских аристократов с нынешними олигархами. Скорее интереснее было рассматривать ситуацию, когда девочка из деревни попадает в мир современной элиты.




— Татьяна — главная у вас?




— Не совсем. Онегин олицетворяет тот тип людей, который на протяжении долгих лет был близок мне (это одаренные, яркие личности), но при социальных переменах, смене устоев они оказались лузерами. Онегин у меня из тех, кто много имел (не состояние — за душой), но все потерял. Он, как говорится, не успел вскочить в уходящий трамвай, проморгал. “А счастье было так возможно…” В общем, неудачник истории. И еще важная тема, которая у Пушкина намечена несколькими строками, — это тема греха, то есть убийство Ленского. Она у меня сквозная.




— Что в “Онегине” еще, кроме имплантирования классики в современность, будет впервые?

— Много хореографических вещей, открывающих возможности человеческого тела, моих артистов. Впервые я соединяю музыку Чайковского и рок-музыку.




— Кто же удостоился такой чести — постоять рядом с Петром Ильичом?


— Помните лидера группы “Автограф” Александра Ситковецкого? У него есть инструментальная музыка, которую я “смонтировал” с Чайковским. Соединение несоединимого — ведь это музыкальный фон сегодняшнего дня. Что касается декорации, то, я считаю, Зиновий Марголин сделал удивительный образ современной архитектуры, так подходящей Пушкину. Там будет вантовый мост, но при этом все аскетично и стильно.


— Кто танцует Онегина?


— Олег Габышев — он номинирован на “Маску” за лучшую мужскую роль. Кстати, спектакль выдвинут на премию в трех категориях. И я горжусь, что мои актеры всегда получают “Золотую маску”.


— Когда-то американцы назвали вас “хореографом-диссидентом” за обращение к рок-музыке (кажется, это был “Пинк Флойд”) для спектакля “Бумеранг”. Не собираетесь ли вы использовать в новой работе рок или даже поп-музыку?


— Нет, это не “Пинк Флойд” — Махавишну Джон Маклафлин. Самое удивительное, что сейчас я делаю балеты на тех же принципах, что и тогда. Не было никакого диссидентства, но в то же время это был вызов. А сегодня, когда все дозволено, мне интереснее заниматься психологическим балетом. Знаю, что мы единственные в мире этим занимаемся.


— Вашему балету впервые за все время существования дали государственный грант. Как собираетесь им распорядиться?


— Одна из первых позиций — расширение гастрольных границ. Раньше мы старались как можно больше ездить за границу, чтобы заработать деньги. Теперь, в связи с грантом, будем больше гастролировать по России, большим и малым городам ее. Чтобы они могли соприкоснуться с серьезным балетным искусством, а не только с попсой, которую они и без всяких гастролей видят по телевизору.


— Почему строящийся театр вы решили назвать “Дворец танцев”? Не слишком ли пафосно?

— Я не хочу, чтоб это был только театр Бориса Эйфмана. Названием “Дворец танцев” я хочу подчеркнуть, что здесь будут работать художники разных направлений и люди 24 часа будут заниматься своим любимым делом — танцевать.