Пресса

Одно из самых сложных и загадочных сочинений музыкального
театра XX столетия — опера Рихарда Штрауса «Женщина без тени» — впервые прозвучало в Петербурге. Сумрачно-ал–легоричная история, наполненная изысканными
отголосками восточных мифов, философских идей Стриндберга и Метерлинка, волшебных фарсов Раймунда и сказок Гоцци, наконец обрела свою сценическую плоть на сцене Мариинского театра.

Нередкая гостья на афишах крупнейших оперных театров
Европы, неоднократно ставившаяся в Цюрихе, Милане, Париже, Берлине, Мюнхене, Буэнос-Айресе, «Женщина без тени» в России только начинает свою театральную жизнь спустя почти 90 лет со дня мировой премьеры в Вене 10 октября
1919 года.

Открывая незнакомую русскому зрителю оперу Р. Штрауса,
художественный руководитель театра Валерий Гергиев привлек к созданию спектакля английскую постановочную бригаду — режиссера Джонатана Кента, художника Пола Брауна, видео-дизайнеров Свена Ортеля и Нину Данн, уже известных в Северной столице британцев. Их первой работой в Мариинке стала штраусовская же «Электра».

В репертуарном активе театра, с недавних пор по праву считающимся вагнеровским домом, «Женщина без тени» заняла
почетное место в освоении творческого наследия другого великого
немца. В оперном пространстве XX века театр уже не раз обращался
к произведениям Рихарда Штрауса. Напомним лишь, что только за последнее десятилетие
благодаря стараниям мариинского худрука свет рампы
увидели постановки «Саломеи» и «Ариадны на Наксосе».

По словам английского режиссера, встретившегося накануне
премьеры с представителями петербургской прессы, «Женщина без тени» — это «своего рода вызов. Но нет таких вызовов, на которые Мариинский театр не ответил бы».
И действительно, отвечать пришлось. Четырехчасовым исполнением сложнейшей оперной партитуры, насыщенной многочисленными хоровыми эпизодами, непростыми ансамблевыми
сценами с расширенной ролью огромного, до ста человек,
оркестра.

Под управлением Валерия Гергиева музыканты играют удивительно эмоционально, красочно и драматически выразительно.
Где-то до рафинированности изящно, лирично, тонко, где-то наоборот невероятно мощно и пронзительно, заставляя порой забывать о хитросплетениях запутанного сюжета.


Лейтмотив контрастного столкновения земного и небесного,
заложенный уже в самом сюжете оперы, взят режиссером за смысловой концепт всего спектакля. Ситуация двоемирия шаг за шагом выстраивается на подмостках на протяжении всех трех действий, стирая в финале размытую грань между серой реальностью и волшебной сказкой.

В «сказочных» сценах разнообразные
культурные знаки собраны в нечто целостное. Художник, кажется,
обобщает само понятие о национальном
фольклоре и сводит воедино экзотические элементы восточной культурной традиции. На сцене появляются символичные образы
гигантских золоченых рыб, роскошное дерево, усыпанное сапфировыми цветами, массивные резные ворота. Подстать такому убранству и населяющие этот небесный мир персонажи,
облаченные в расшитые парчой богатые шелковые наряды, степенные, практически неподвижные, по-оперному царственные.

Мир «земной», куда отправляется в поисках тени прекрасная
Императрица, — грубая, унылая, потрепанная временем мастерская, заваленная тряпками и хламом комнатушка с крутящимися
барабанами допотопных стиральных машин, поломанным
телевизором, замызганной мебелью и старым автомобильным
прицепом. В этой реальной действительности суетятся
простые смертные — Барак и его бедолаги-приятели, — а замученная
жена сидит в нищете и в истерике проклинает своего благоверного, вздумавшего вдруг мечтать о ребенке.

В последнем действии эти два мира катастрофически столкнутся.
Вырванное с корнем дерево повиснет рядом с разбитым
автомобилем, а сказочные титаны окажутся плечом к плечу
с простыми людьми.

Переход из одного пространства в другое осуществляется в спектакле с помощью всевозможных видеоинсталляций. На сцену в избытке проецируются графические изображения гигантских
птиц, огненных сполохов, потоков воды. Ведь не на сценическую драматургию взаимоотношений между персонажами,
а именно на эффектный визуальный ряд делают ставку английские постановщики.

В самом деле, «Женщина без тени» — спектакль в значительной
степени обстановочный, и, говоря о нем, нельзя не вспомнить о таком виде элитарного развлечения, как «театр декораций». Что ж, видимо, сегодня «театр видеоарта» звучит для современного зрителя куда привычней.