Пресса

«Маска» из года в год прирастает номинациями: «Эксперимент», «Художник по свету», «Художник по костюмам», «Композитор». Но премии «Драматург» у главного театрального фестиваля РФ нет. Что и понятно.



Особенно понятно на фестивале-2010 со спецпрограммой «Новая пьеса».


«Новая пьеса» — наследница фестиваля «Новая драма». «Новая драма» вызывала огромное уважение — с ее героически ободранным подвальчиком Театра.doc и ветхим флигелем Центра драматургии и режиссуры, с вспышками новых имен от Екатеринбурга до Тольятти, с молодыми, сырыми, документальными пьесами о рыночной ночлежке мигрантов, зарплатах провинциальных врачей, о планерках на ТВ, о страшных чатах дней Беслана.


Но и закрытие фестиваля «Новая драма» вызвало то же уважение. Лет за семь стало ясно: verbatim, документальная фиксация речи не переводит речь и в новое качество осмысления. Разница между чаемым текстом о времени и реальным бесформатом — та же, что между кадрами фильма «Белорусский вокзал» и камерой слежения на Белорусском вокзале. Молодые, сырые пьесы оставались моложавыми и сырыми. Острый трагизм костенел в чернухе, ставшей единственным способом видения. Что так же бесплодно и так же ограничено, как любой глянец.


В спецпрограмме «Новая пьеса» вновь были вербатимы. Вновь на ключевые темы: спектакль Кировского театра на Спасской «Так-то да» — «речевой портрет» города Вятки и проект «Мотовилихинский рабочий».


Материалы документальной пьесы Михаила и Вячеслава Дурненковых, Юрия Клавдиева и Александра Родионова — часть крупного проекта Театра.doc и молодых кинодокументалистов, учеников Марины Разбежкиной. С 2009-го группы авторов работают на заводах Тулы, Сургута, Челябинска, Магнитогорска, исследуя «людей индустрии» современной России. Итогом станет фестиваль «Я — рабочий», он намечен на осень 2010-го. Точность идеи не переоценить. Но вот ее плод:


«Что хорошего? …Народ у нас — бескультурный, так сказать. …Куда бы ни вышел — а счас везде мусор. …В жизни так все потихоньку… копошкается. А так ровно все, все без всяких… Когда последний раз что-то случилось? Это, скорее всего, рождение дочери, больше че? …Дочери уж восемнадцать. …Здесь-то будущего никакого нет. … Одна шестая суши, там столько вот народу, и ничего не можем сделать. … Горстка людей, которые нами управляют, она не может все это связать, и мы не можем ничего сделать, хотя вроде работящие, здоровые, нормальные мужики.


…Был в Москве. Вот Москва… вот тот же самый город Пермь. Ничего в нем нет. Вот единственное, конечно, есть у нее какие-то там места знаменитые такие, Кремль… Царь-пушка… У нас тоже есть своя пушка, конечно, из которой мы когда-то в молодости все мечтали стрельнуть по шестнадцатиэтажке: долетит — не долетит…»


Это — коллаж. Из речей четырех персонажей с разными профессиями, возрастом, образовательным цензом. (Вот, кстати, тест: найдите в месиве менеджера.) И кажется: туманная вселенская хлябь Перми безболезненно срастется с вятским вербатимом пьесы «Так-то да», записанной в другой губернии другими авторами. Та же пятиэтажная, расчерченная улицами 40-летия Октября, не помнящая родства державная смазь, над которой никогда не восходит солнце. Та же кантата для 140 млн на слова «Здесь-то будущего никакого нет».


В чем к вербатимам примыкают уже художественные тексты. «Экспонаты» Вячеслава Дурненкова, показанные Театром.doc, — свежая пьеса одного из достойнейших авторов «Новой драмы». На сайте феста оговорено: прототипом г. Полынска в «Экспонатах» можно считать (с понятной условностью) г. Крапивну Тульской губернии. Там зреет идея воскресить разоренный городок, сделав его живым музеем уездной жизни XIX века. В чем и состоит сюжет «Экспонатов».


У Дурненкова идея принадлежит сомнительным бизнесменам. В жизни — заповеднику «Ясная Поляна». И это не первая безумная, но реализованная идея яснополянцев. Там тихо и упорно приводят в порядок усадьбу-станцию-уезд уже лет пятнадцать. Там контактируют с похожими «очагами порядка» по всей России.


В пьесе бизнесмены сквозь зубы говорят нищему-пьющему населению: «Это уже есть в Европе». По тону — врут, чтобы заставить униженных и оскорбленных рядиться прадедушками и топтаться у экскурсантов на виду.


В жизни… в Вандее такой проект реализован в 1990-х. По доходам этот «Исторический парк» сейчас догоняет парижский Диснейленд. «Статисты» из разоренных фермеров (ныне — норманны, шуаны и жители городка «бель эпок») никак не похожи на униженных илотов общества спектакля. Они — страшно сказать! — уважают своих предков. Возможно, поэтому им и нравится их играть.


Допускаю: в жизни в реальной Крапивне так и получится. Лет за десять. Ежели авторы идеи, не опуская рук, тихо и упорно свернут горы.


В пьесе в г. Полынске — руки опущены изначально. Там дело завершается бунтом, поджогом мини-маркета самого справного мужика в городке, сроком за хулиганство, полным провалом. Поскольку Вячеслав Дурненков — талантливый автор, зрителю к финалу жалко всех. Даже справного мужика и бизнесменов.


Жалость ко всем — лучшее, что наша драма умеет извлечь из нашей жизни.


Сюжеты «беспросвета» начинают казаться такими же надуманными, искусственно подогнанными к ответу, как сюжеты сериалов. Скины и «собиратели пуль» из первых пьес Юрия Клавдиева вызывали тот ужас, который стоит любого восторга. Сатанисты его новой пьесы, которые выдирают на кладбище крест, чтоб забить им кошку, вызывают скорее нервный смех.


До погоста в поисках сюжета дошел и Василий Сигарев: в его пьесе «Божьи коровки возвращаются на землю» 18-летние герои сдают надгробные пирамидки в металлолом. Один из них в конце концов сносит памятник с могилы матери своего подельника. Родители спились. Сыновья закумарились. Дочки на панели. «Социальных лифтов» в их мире нет. В круг попадает девица из профессорской семьи: она хуже всех (кладбищенские старатели хоть душой чисты).


…Все это с подлинным чувством сыграно молодыми актерами (спектакль — дипломный) Самарского театра им. М. Горького. Ибо ничто не дает русскому человеку такого гражданского драйва, как старая песня: «Здесь-то будущего никакого нет».


Неполнота песни особенно видна в контрасте с другим спектаклем — также вербатимом. В номинации «Маски» «Эксперимент» показан спектакль французского режиссера Дидье Руиса «Я думаю о вас. Эпизод 20-й». Принцип прост: в 18 городах Франции, в Чили, а теперь в Москве Руис беседует с пожилыми людьми. Десять из них становятся участниками спектакля и говорят со сцены о запахах детства, о родителях, о первой любви. В нашем случае, натурально, — и об аресте отца, о детприемниках 1930-х, о бомбежках, о нищете.


В российской пьесе-2010 старик нужен зачем? Чтобы трясти фронтовыми медалями у мини-маркета, выпрашивая бутылку. Чтобы стонать в параличе, пока сын пропивает иконы. Чтобы быть забитым внуками-сатанистами вслед за кошкой.


В нашем быстро окостеневшем каноне — иных амплуа благородным отцам нет.


Дидье Руис обнаружил в Москве других стариков. Трагедия сплетена в их словах с зарослями довоенной малины, с блеском алого лака на ногтях пассажирки крымского поезда, с рыцарством жениха-студента, с запахом ковыльных степей вокруг детдома, с бабушкиным черепаховым лорнетом…


В этом скромнейшем спектакле их просто-напросто внимательно выслушали.


У зрителя, отсмотревшего много других спектаклей, не может не возникнуть крамольной мысли: ведь у этих людей и потомки, поди, нормальные?


И народ (а также репертуар) без них, кажется, неполный?


Видимо, эта мысль преследует многих. Спецпрограмму «Новая пьеса» завершал круглый стол. Участники (среди них были Елена Гремина, Михаил Угаров, Николай Коляда, Олег Лоевский, Эдуард Бояков) ответили предварительно на анкету о «новой драме». На вопрос: «Чего вам не хватает в новой драме?» — отвечали, не сговариваясь: «высокой мелодрамы», «пьесы о любви», «трагикомедии», «пьесы для большой сцены».


Единый знаменатель искомого — хорошая пьеса о реальности.


А пока ее нет, опыт и образ современности театры с горя вбивают в классику. Классика, как мачта, гнется и скрипит. На «Маске» началась основная конкурсная программа драмы. Анатолий Праудин в «Месяце в деревне» (БДТ им. Г.А.Товстоногова) вычитывает у Тургенева трезвый и страшноватый рассказ о людях, живущих на прибрежье чужого процветания. Людях голодных, зависимых, жестких. Управляемых не порывом, а «интересами». Рассказ о том, как больно ранит в 17 лет понимание этого. И какую лютую хватку-закалку дает на всю жизнь.


Руслан Барабанов (Беляев) и Юлия Дейнега (Верочка) созданы для современных ролей. Костюмы и слова 1840-х сидят на них странно. Но других нет.


И чем лучше спектакль — тем нелепее контраст. Ярославский театр им. Федора Волкова привез на «Маску» замечательное «Горе от ума» Игоря Селина. Сценография Александра Орлова, броские пантомимы массовых сцен — все вопиет о Москве-2010. Чацкий (Алексей Кузьмин) читает Пастернака и Бродского — они звучат органичнее, чем Грибоедов. Вечный русский сюжет выламывается из вечной русской пьесы. Требует себе нового текста!