Театральная компания ЗМ

Пресса

8 апреля 2010

Нахальная невинность

Майя Крылова | Новые известия

Гастроли американской танцевальной компании Azzure Barton@Artists прошли на сцене театра Петра Фоменко. Артисты из Нью-Йорка показали в Москве два балета – Busk и Blue Soup, поставленные хореографом Азур Бартон. Это новое имя для московской публики и критики. И, как выяснилось, очень не заурядное.

Что было известно о коллективе до московских показов? Его глава – молодая женщина из Канады, которая считается одним из столпов нового поколения американских хореографов. Во всяком случае, Михаил Барышников оценил Бартон и начал ей покровительствовать – пригласил стать «артистом-резидентом» в своем Центре искусств. Бартон была замечена и на Бродвее, где поставила «Трехгрошовую оперу». Ее небольшая труппа существует с 2002 года, много выступает в Америке и за границей, а в Россию заехала как участник внеконкурсной программы «Золотой маски». Busk танцуют под коллаж музыкальных отрывков: звучат монументальные хоровые оратории, одинокий аккордеон и нечто экзотическое, типа африканских песнопений. В этом опусе Бартон выворачивает наизнанку профессию актера и честно показывает, как он привлекает внимание публики. Нечто подобное делал Барышников, когда в молодости танцевал концертный номер «Вестрис»: в облике легендарного французского танцовщика Вестриса он примерял (и мгновенно менял) маски персонажей – от немощного старика до энергичного ловеласа. Канадка взялась за тему несколько иначе. В ее балете нет связной истории, но есть смысловое поле – busker’s territory, область бродячих артистов, разыгранных трагедий и условных котурнов. В хореографии, жесткой, просчитанной до миллиметра, Бартон искусно комбинирует базовые элементы модерн-данса: игры корпусом и тазом, телесная «волна» и техника «изоляции», когда каждая часть тела как будто двигается отдельно. А по основе идет «вышивка». Часто это житейские жесты, но мимолетно-неуловимые, как бы случайные: вот танцовщик провел ладонью по лбу, вот дотронулся до собственного паха, униженно согнулся или облегченно выпрямился. Артисты в черном, с белыми перчатками мимов на руках, обращаются в основном к зрителям и почти не смотрят друг на друга. В демонстрации типовых сценических приемов и амплуа женщина предстает то грезой, то бой-бабой; мужчина становится борцом и ангелом. Вот вам печаль, вот азарт. Если желаете экстаз – он тоже есть. Потребно умиление? Да пожалуйста. Плюс вечная рутина коммерции и заработка: изощренные поклоны публике, намеки на деньги после представления, холодная игра в эмоции и заученная «импровизация» трюков.


Впечатление от всех этих аффективных дерганий, стоек на руках и эротических прижиманий – сильное, потому что Бартон знает секреты балетной и жизненной символики, и картинка, несмотря на кажущуюся буквальность, многозначна. Это образ любой труппы, где выживание зиждется вокруг успеха, эффектные соло демонстрируют способности каждого артиста, а отточенно-синхронные общие выходы – уровень в целом. Но при этом ощущаешь, что все не так просто, что суть надо искать под поверхностью. Приманки и ухищрения, призванные увлечь зрителей, отдают подспудной ненавистью: она направлена и на себя, на повседневность лицедеев, вынужденных унижаться и тиражировать талант, и вовне, на публику, с ее непостоянством и колебанием от невзыскательности к привередливости.


Второй балет – Blue Soup тоже сделан на сборную музыку: от Сержа Гинсбура и Пола Саймона до Антонио Вивальди. Он анонсирован как «собрание фрагментов наиболее интересных постановок последних лет», но по духу и манере – это второй акт первого балета. Данную в программке отсылку на знаменитую картину Босха «Сад земных наслаждений» можно считать условной: на сцене живопись никак не «копируется», но созидается мир спонтанной телесности, решительности и увлекательной силы. Танцовщики, выходящие в голубых брючных костюмах, работают волшебно, выстреливая в публику энергией профессионально вышколенных тел. И снова автор балета мистифицирует: она создает как бы веселые и чувственные «танцы в мюзикле», за которыми прячется что-то трезвое, рациональное и серьезное. Тревога и дисгармония витают над беззаботностью, и «невзыскательное» лицедейство – лишь способ до кого-то докричаться, а может, сказать, что кричи не кричи – никто не услышит. Не зря одна зарубежная газета, рецензируя труппу, написала о «взгляде нахальной невинности». Это точное определение стиля Бартон.


оригинальный адрес статьи