Пресса

В театр идешь теперь только по наводке: кто-то сказал, кто-то просто потащил. Рецензиям перестаешь верить после нескольких полнейших несовпадений. И получается, что ведет тебя в зрительные залы некое чужое счастье.


Так я попала на "Вассу Железнову" во МХАТ (некоторые люди сказали: мы плакали). Стараниями друзей уселась в зале на мое прежнее место, где всегда сидела при Ефремове. И все произошло. Маша Голуб, твердая, беспощадная, живая (как наши свекровки), тихо (как все тираны) распорядилась чужими жизнями, несчастная. Лукаво, совершенно по-преступному, оправдалась, что "дала ему соды". О любимой невестке велела сообщить в полицию. А иначе как же сведешь концы с концами? Главное — защитить дураков-детей. И своего предела так и не поняла, все шевелила пальчиками лежа, единственным, чем могла еще шевелить. Потом и это погасло. Как же хотелось рыдать! Но при всех не получилось. А ведь криком кричать надо было после такой правды про нашу жизнь. Горький-то, а?


Нет, тут не только он. Просто из Маши Голуб выросла подлинная мхатовская актриса. Из режиссера Льва Эренбурга, бывшего врача, как из многих бывших российских врачей,— явление русской культуры.


И вот на днях опять добрые души отвели в крошечный зал клуба "Мастерская". Какой-то оф-оф "Золотая маска" внеконкурсный боковой отросток "Маска-плюс" (попяченное с газеты бесплатных объявлений наименование). Алексей Паперный. Спектакль "Река". Сели, еле уместились, кто-то (кто-то плюс!) на табуретках, на ступеньках.


Притом уже давно бытовало сведение, пришедшее с верхних полок "Золотой маски", что в этом году в театре "ниче нету". Слабый конкурс.


Через несколько минут душа распрягла коней, пустила их пастись по мягкому зеленому лугу. Все забылось.


Герои нашего времени, два пьяных милиционера, сошли с электрички. Там оказалась палатка. Девушка с тугой светлой косой, налитая силой любви, Елена Олеговна, вынесла пива и водки. Еще некий Миша подоспел. Выпили. Первый мент бахвалился, что убивает пауков на раз. Второй мент слабо возражал, что зачем. У первого раззудилась рука, он взял и для подтверждения, что все может, убил второго мента. И от всей души схватился за голову. Чистый Достоевский, живущий в каждом менте.


Что было дальше: оба фуражкиных пропали. Елена Олеговна и тот Миша как свидетели давали показания следователю, и полюбили друг друга на допросе, и ушли уже сплетенные в пару. Следователь же, одинокий сирота, им вслед произнес монолог о своей кошке Римме, которую единственную он любит, и она его. А как менты пропали: убийца скинул убитого в Волгу (как Катерину в "Грозе") и ушел странником с бородой. И в Волгу же некий Женя, когда ему изменила жена Маша, запузырил свой мобильник, по которому ему плакала та протрезвевшая жена! А там, внизу, проплывал плот с некоторым носатым Серегой, который сначала поймал мобилу, а затем вытащил к себе убитого. И тот оживел. Собственно, их путешествие по Волге до Костромы в сопровождении оперетты мотыльков, сольных номеров шляпы, слетевшей с того Жени, и пения стоячей на берегу вербы, а также танца волн и комаров, монологов сбежавшей от следователя кошки Риммы (всегда с лакушкой и ковриком) и не без точечных появлений странника-мента ("Я отец Дмитрий") с баяном и с привязанной бородой, плюс к тому параллельно идущая история страданий той изменившей жены Маши, которая по пьянке переспала с другом мужа и теперь звонит на плот чужому Сереге (вместо мужа) по тому пойманному Серегой мобильнику,— все это целая поэма! И как нежно пели верба и Маша, как произносила монологи о любви кошка Римма, как летела накось через сцену видавшая виды птица, как бродячий продавец сторговал, причем бесплатно, несколько баянов ни в чем не повинным людям (и потом это оказался целый оркестр!) — вот вам и спектакль.


Вы еще раз прочтите сюжет, чтобы стало понятно, что он о добрых чувствах. Зал все время хохотал — не над шутками и не по поводу капустнических намеков — а из-за актерского блеска и режиссерской точности. Добавлю, что играли наличные двадцать актеров божественно просто. А также vice versa.


Театр! Текст, музыка, народные советские песенки, режиссура — все это Леша Паперный. Весь вечер он сидел, играя на гитаре в оркестре (и, возможно, буравя своими огненными взглядами актеров).


У Алексея Паперного был в свое время знаменитый спектакль "Твербуль", с которым театрик объездил немало стран. Я не видела то, но я видела это. Пусть они выброшены "Золотой маской" в ареал бесплатных объявлений "Маска-плюс" с криком, что в этом году конкурс слабый, это не наше дело, но: мы-то были счастливы. Маска зрительского счастья — вот чем надо их наградить.