Театральная компания ЗМ
по Антону Чехову

Скрипка Ротшильда

Московский театр юного зрителя
Премии «Золотая Маска» 2006г. - «Лучший спектакль в драме, большая форма»,«Лучшая работа художника»
Номинации на Премию - «Лучшая работа режиссера», «Лучшая мужская роль»(Валерий Баринов)
Режиссер: Кама Гинкас
Художник: Сергей Бархин
Музыка: Леонид Десятников
Художник по свету: Глеб Фильштинский

Артисты: Валерий Баринов, Игорь Ясулович, Арина Нестерова, Антон Коршунов

Продолжительность 1 ч. 35 мин.
Это спектакль о человеке, который ненавидел другого человека только за то, что тот самую веселую музыку умудрялся играть печально. Тем не менее, свою скрипку, на которой изливал душу, он завещал, почему-то, именно этому заклятому врагу…
Это спектакль о старом гробовщике, который обижался, что люди мрут не слишком часто. Еще живой жене, не дрогнувшей рукой, он сделал гроб, но после смерти ее, почему-то не смог прожить и двух дней.
Может, это такая любовь?..
Кама Гинкас
«Скрипка Ротшильда» – последняя часть гинкасовской трилогии «Жизнь прекрасна. По Чехову», задуманной давным-давно. Части ее он ставил не по порядку: сначала в ТЮЗе появилась вторая – «Черный монах». Потом первая – «Дама с собачкой». И вот теперь ряд достроен: вслед за безрадостной, отчаянной любовью «Дамы...» идет безумие «Монаха», а за ней – смерть «Скрипки Ротшильда». Именно так выглядит прекрасная жизнь по Чехову и Гинкасу.
Гинкас придумал особый способ переложения чеховской прозы для сцены: он берет ее целиком, практически без купюр, и раскладывает на голоса, как в хоре, создавая диалог из повествования. В случае со «Скрипкой Ротшильда» он довел этот прием до почти до абсурда. В полуторачасовой спектакль для четверых артистов превратился крошечный десятистраничный рассказ, главное событие которого – душевное преображение угрюмого гробовщика Якова, которое он пережил буквально за один день – от смерти жены до своей собственной.
От такого «хорового чтения» чеховский рассказ начинает казаться почти многословным. Все заговорили словами, которые медленно и неуклюже заворочались в тоскующем уме Якова. И это царапающее корявое многословие неожиданно оказалось похоже на разрешение от немоты. Мучительная попытка научиться говорить того, кто прежде был немым, а теперь непривычный голос его и звучит слишком громко, и звук его неприятен.
Медленно, с большими паузами возникающие слова кажутся косноязычием. Герои показывают нам каждое слово, будто протягивают в руках, не умея его назвать. Как старик, недавно научившийся читать, шевелит губами, проговаривая все слова и заново над ними задумываясь. Так возникает ощущение трудной непривычной мысли, неумелого движение души. Из нас, привыкших к быстрым реакциям и стремительному чередованию событий, Гинкас своей корявой медлительностью буквально вытягивает жилы. Уж это-то он умеет - никто так, как он, не умеет причинить зрителю боль, заставить заплакать. И мучительно тянущееся действо о Якове по прозвищу Бронза так же разразится в конце криком и слезами.
Гинкаса считают режиссером жестким, но в сравнении с действительно жестким и суховато-сдержанным рассказом Чехова видно, насколько спектакль сентиментальнее, как обнажено здесь все, что в прозе спрятано. В этом спектакле есть любовь.
«Русский журнал»