Акын-опера

Никто точно не знает, сколько трудовых мигрантов из стран Южного Кавказа и Центральной Азии живет в России и Москве. Очевидно, что их миллионы. Помимо того, что эти люди живут в режиме постоянного нарушения своих человеческих прав, подвергаются безжалостной экономической эксплуатации, они еще находятся в ситуации культурной изоляции. Со своей национальной традицией они разделены территориально, а с традицией страны пребывания ментально. Коренные жители российских городов видят этих людей каждый день, но они для них немы. Задача проекта – дать зрителю возможность услышать голос мигрантов. Не для того, чтобы убедить кого-нибудь в том, что мигранты тоже люди, такая постановка вопроса унизительна для обеих сторон. А для того, чтобы начать разбираться, какие именно эти люди.

Спектакль «Акын-опера» изначально состоял из историй трех конкретных мигрантов, приехавших из одного памирского кишлака. Затем жизнь подсказала, что стабильный состав в таком проекте невозможен. В «Акын-опере» мы даем возможность высказаться любому желающему мигранту. Люди приходят со своими историями, а мы помогаем сделать из них песню, танец или что-то еще. Ни один из спектаклей «Акын-опера» не повторяет другой.

Всеволод Лисовский

Всеволод Лисовский сделал в Театре.doc интереснейший проект, названный и умно, и самоиронично «Акын-опера». Ирония заключается еще и в том, что в этом названии – отпор эстетике пышности российской сцены, когда чуть что – то сразу «оперное шоу» или «грандиозное зрелище». А здесь в маленьком подвальчике на фоне белого экрана с титрами трое таджиков-памирцев рассказывают о своей судьбе.

У «артистов» изумительно наивная, совершенно не театральная интонация. Заходя в зал, здороваются со зрителем, краснеют – не привыкли к аудитории. Рассказывая о своих радостях и горестях, стесняются, словно поражены вниманием к себе, не верят в него. Переговариваются во время действия, «не понимая» условий сцены. Называют своих обидчиков «нашими друзьями» (о полиции только так – с улыбкой).

У Лисовского цель ясна – дать в театре слово тем, кто презираем и незамечаем. Только в театре и есть возможность разглядеть другого человека, маленького героя, с которым вдруг, внезапно, вопреки логике зритель начинать ощущать связь, родство.

И в этом смысле важным элементом спектакля оказывается формальный прием – метод титрования, который здесь моментально оказывается смыслообразующим конструктом. В промежутках между рассказами памирцы поют в традициях акынов. За их спиной на белом экране буковки перевода. И это тот случай, когда простота – сражает. Переводя народную песнь, интерпретируя ее, помогая нам понять другой язык и «душу песни», создатели спектакля дают нечто большее, чем техническую работу: они делают неизвестное, странное, опасное и пугающее близким и знакомым. Перевод как средство избавления от ксенофобии. Пугает ведь то, что непонятно, и поэтому кажется заговором. Ты читаешь строки, и вдруг к тебе приходит осознание, что песни акына полны теми же смыслами, легендами, идеями, на которых базируется магистральная европейская культура. А когда в финале памирцы пропоют «На чужбине горя много, / Нет хуже долга, чем жить в чужой стране», внезапно понимаешь: то, что сегодня переживают беженцы с задворков бывшей империи, есть ровно то, над чем плачет в театрах и кино страна, но что в реальности не замечается: «И да поможет господь всем бесприютным скитальцам». Возбуждаются, восстанавливаются в голове все мифы мировой культуры – от Одиссея до Эйнштейна. То, что плотно вошло в легитимную часть культуры, происходит здесь, сегодня, сейчас, на нашей земле, в наше время. Но культурой не обогащено и в культуру не входит. То, чему мы чему сострадаем на примере очередной «Гекубы», есть реальное горе конкретных людей за пределами «культуры», «искусства», «театра», за пределами гражданского общества.

Здесь социальное, гражданское соединяется с гуманитарным и эстетическим – во всей системе русского репертуарного театра только в документальном театре нашлось место для «актерского братства».

интернет-издание «Театрал-online»