Гаргантюа и Пантагрюэль

Мы постоянно имеем дело с понятиями, лежащими вне нас, будь то погода или политика. Но мы также все время взаимодействуем с собственным телом, о котором вспоминаем только тогда, когда оно болит. У Рабле тело как таковое становится предметом рефлексии. Наша цель – погружение зрителей в ощущение телесности, которое находится вне стыда. Потому что у Рабле нет понятия стыда.

Константин Богомолов

Чтобы перевести странный старинный текст в сегодняшнюю тональность, Константин Богомолов добавил к нему хармсовского абсурда, дав персонажам русские имена, а актерам – по несколько ролей.

«Гаргантюа и Пантагрюэль» Богомолова – конечно же, не иллюстрация пышной ренессансной витальности, а рассказ о том, как быстро, смешно и порой бессмысленно проходит жизнь. Как стареют родители. И как в итоге уходят все, даже великаны.

газета «Коммерсант»

Константин Богомолов решительно продекларировал полную аполитичность, сосредоточившись на телесности, справедливо полагая, что она и есть самая несвободная, самая репрессированная субстанция современного человека.
Между тем раблезианские непристойности, одна экзотичней другой, заставляют зрителя испытывать на спектакле Театра Наций явный когнитивный диссонанс. Заторможенные ритмом, они готовы дремать, но слова о гульфиках, спермосодержащих пазухах и субстанциях освобожденных кишечников не дают покоя, тревожат. Актеры, точно в магическом трансе, продолжают «пеленать» дикие и свободные раблезианские «колбаски» в меланхолические ученые диалоги, почти не соблазнившись представить их воочию, подогреть шоу.
Бесконечное разнообразие «материально-телесного низа», столь глубоко проанализированное в книге Михаила Бахтина о Рабле и народной культуре средневековья – вспоминается здесь, как на поминках, точно празднуя свою смерть.

И место этого оплакивания выбрано под стать – огромная, обитая красным бархатом гостиная не радует, но скорее пугает своим кровоподобным цветом, на фоне которого сидят стареющие Пантагрюэль и Панург, навеки отлученные от своей «карнавальной» телесности.
Женщины в этом мире возникают либо из смертного небытия, либо из лунатических видений. Старость и смерть с их проявлениями – единственная область телесного, допущенная в этот мир.

Герой Вержбицкого – одновременно отец и сын, не успев родиться, становится старым и пребывает в философском оцепенении. Звучит «Темная ночь», и с этими звуками, знакомыми до боли, всплывает и подключается к разговору о телесности вся сложность завещанного нам отцовского мира, переводя разговор о теле из интимной памяти в память коллективную, где как никогда пылает вопрос о патриархальной фигуре отца-отечества и его наследии.

Пародийная и освобождающая сила книги, казалось, навсегда осталась в «темном средневековье». Но стыдливая духовность новейших времен заставили Рабле вновь стать актуальным художником. Ведь его проповедь звучит сегодня оглушительно и опасно: «Насколько же запах вина соблазнительнее, пленительнее, восхитительнее, животворнее и тоньше, чем запах елея!»

«Российская газета»

Главной целью актеров остается не сыграть тех или иных персонажей, а сообща рассказать историю. Героев здесь на самом деле и вовсе нет как таковых. Указатель действующих лиц и исполнителей сразу же сбивает с толку. Здесь каждый играет всех, кого угодно. По существу, герой здесь только один – текст, льющийся стремительно и свободно и лишь изредка получающий прямое сценическое воплощение.

Если Шекспира, Уайльда и Достоевского Богомолов предельно насыщал плотью, визуализировал в самых отталкивающих деталях, то в спектакле по Рабле, чья книга почти полностью построена на физиологических подробностях, он отказывается от всякой телесности, оставляя ее только на словах.

Актеры долго-долго произносят многостраничные описания яств, которые уплетал Пантагрюэль за завтраком, способов подтирки и всей родословной великана, делая это невозмутимо и вдохновенно, сохраняя тон, каким читают на ночь сказки. Они будут долго описывать гульфики и их содержимое, обсуждать «непоказанные места» – но ни одно из этих мест в самом деле так и не будет показано.
Условность, условность и еще раз условность.

интернет-издание «Gazeta.ru»

Участник фестивалей «Территория» и «Черешневый лес», Москва