Театральная компания ЗМ
Николай Коляда

Амиго

«Коляда-театр», Екатеринбург
Номинации на Премию «Золотая Маска» 2007г. - «Лучший спектакль в драме, малая форма»
драма в 2-х действиях



Режиссер и художник Николай Коляда



Артисты: Ирина Ермолова, Сергей Колесов, Олег Ягодин, Наталья Гаранина, Ирина Белова, Сергей Федоров, Евгений Чистяков, Сергей Ровин, Сергей Сысоев



Продолжительность 2 ч.
В детстве я жил в селе Пресногорьковка Кустанайской области. Это Казахстан теперь, другая страна. Там я и родился. У меня было замечательное деревенское детство. Я очень много читал. Мечтал о дальних странах. Мечтал о какой-то красивой, замечательной жизни. Хотел стать артистом. И стал им. Потом стал писать пьесы и стал драматургом. В детстве у меня было жуткое потрясение: умерла моя восьмилетняя сестра, которую звали Надя. Я помню ее похороны, помню все-все до мельчайших подробностей. С тех пор боюсь похорон и никогда не хожу на похороны. Я не хочу видеть какого-то человека, которого я знал хорошо в жизни, мертвым. Я хочу думать, что мы не встречаемся просто потому, что ходим по разным улицам, вот и все. Для меня никто не умирает. Много лет назад я хотел перевезти маму и папу из Казахстана к себе в Екатеринбург, они уже собирали вещи. Но мама увидела сон - будто бы Надя сказала ей: «Мама, не бросай меня». И когда я приехал за ними в Пресногорьковку, мама сказала мне: «Никуда я, сынок, не поеду». Эта история легла в основу пьесы «Амиго».

Да что говорить. Все. Все понятно.

Николай Коляда






Первое ощущение… да то же, что всегда. И такое же угарно-яркое, как всегда.

При этом Коляда-художник дышит одной стихией – пестрой, едкой, как дым на свалке. Вечно бьющей баклуши (да в хлам, да навзрыд) преисподней кустодиевской слободы. Конечно, это бетонная слобода: хрущобы, электрички, найт-клабы русскими буквами.

В спектакле «Амиго» чумная, пьющая семья со слезой наперевес, скрипя зубами, продает квартиру новорусской девахе. Там будет пиано-бар с белым роялем. Красотка в шинели с полярными лисами не трезвее Мамы и Дочки. Победивший класс сколотил капитал в порнороликах. Муж-мент крышует этот бизнес и тушит бычки о пупок супруги. Зато униженные и оскорбленные живут культурой: мама пишет рубаи и афоризмы, дочка их продает под крыльцом магазина.
Но одна и та же лютая базарная красота влечет их всех. Тот же судорожный лай вечно наготове в гортани. То же тихое отвращение к родне. Та же судорожная доверчивость к любому красивому вранью (особенно про любовь). Они точно и живут затем, чтобы дождаться, дотерпеть до дозы вранья! И до судороги: опять соврали.

А потому персонажи Коляды тянутся к лютой красоте, что ненавидят обыкновенную жизнь, жистянку, жистеночку. Ту распроклятую, какая досталась их чутким душам. Живут, переходя из пьесы в пьесу, множа ряды - круговой порукой попрека и унижения. В их кустодиевской преисподней все грехи - от двух смертных: уныния и отчаяния.
Плоть «Коляда-мира» крива, как забор у запойного. Ярка, как лак у вокзальных цыганок – лиловый, малиновый, голубой. Бугристый от грязи камуфляж, фотообои ГОСТа «Отговорила роща золотая», картонные коробки с помойки, юбочки по самое не могу, расшитые бисером, лиловые цветы из пух-пера на могучем бюсте, костюмы-гробы из бурого полиэстра, кровавые маски из «Магазина веселых ужасов», «паласы» из розового искусственного меха…
Блистают золотые зубы. И их кровная младшенькая родня – синие парики стриптизерок. И речь ярка, как цыганский лак. «Примем на грудку?». «В туалет, личинку отложить».
Автор-режиссер-артдиректор так все это ненавидит, что глаз отвести не может.
«Новая газета»